Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков

Роль ударного тарана возлагалась на 2-ю армию (генерал Александр Францевич Рагоза), численность которой была доведена до 372 000 штыков и сабель при 887 орудиях (из них 282 тяжелых). Правда, больше 23 000 человек в строевых частях не имели винтовок, а насыщенность артиллерией на участке, занимаемом 2-й армией, составляла всего 14—15 орудий на 1 км фронта, при удельном весе тяжелой артиллерии примерно в 28—30% (для сравнения: на Западном фронте в операции в Шампани-Артуа осенью 1915 года 1 км вражеского фронта обрабатывало 70—75 орудий при удельном весе тяжелой артиллерии в 48—50%; под Верденом весной 1916 года – 100—125 орудий, из них тяжелых 65%). Большим упущением было и то, что русские войска до сих пор не были обучены тактике прорыва. Только в марте 1916 года в Ставке приступили к составлению наставлений, касающихся действий войск в позиционной войне.

Признаки готовящегося наступления русских сильно встревожили германское командование на Востоке. Гинденбург в своем донесении Фалькенгайну от 15 марта 1916 года докладывал: «…Русские будут наступать с обычными для них решительностью и пренебрежением к потерям», добавляя, что у него нет никаких оснований полагать, что в материальном отношении русские армии не устроены и что их моральное состояние находится на низком уровне.

Русская Ставка рассчитывала на громкий успех, который вдохнул бы в армию свежие силы. Численное превосходство 2-й ударной армии над противостоявшей ей германской группировкой (10-я армия в составе 82 000 штыков и сабель) было абсолютным. По выражению генерала Алексеева, против немцев «на каждый полк поставлена была дивизия и на дивизию – корпус». В кои-то веки было достигнуто преимущество даже в артиллерии: у немцев было 720 орудий (144 тяжелых).

Разведданные, собранные на участке 2-й армии, говорили о том, что боевой дух германских войск невысок. Разведсводка армии за 13 марта отмечала: «Немцы считают свое положение на русском фронте крайне серьезным и мало надеются на успешную борьбу, хотя и стараются это скрыть. Впечатление от захватываемых в плен офицеров – мало интеллигентных; нет прежней заносчивости, держатся значительно скромнее». Участились случаи добровольного перехода немецких солдат на русскую сторону. Перебежчик 5-го резервного полка показал, что «нервы у всех за последнее время крайне взвинчены – в германских окопах держится слух, что русские усиленно готовятся к наступлению. Попадание в окоп русского тяжелого снаряда вызвало паническое бегство всех, не исключая унтер-офицеров. Офицеры за последнее время злоупотребляют спиртными напитками; в полку такое настроение, что если летом война не кончится, будет поголовная сдача в плен».

С 14 марта русская артиллерия начала пристрелку орудий, продолжавшуюся три дня. Наконец, 18 марта, рассветную тишину расколол грохот сотен орудий, открывших ураганный огонь по немецким позициям. Бойцы передавали потом, что такой силы огня с русской стороны они не наблюдали за все время войны. Людендорф в своих мемуарах также отмечает, что «артиллерийский бой велся с невиданной на востоке силой».

Германские укрепления на русском фронте не так глубоко зарывались в землю, как на западе, и в гораздо меньшей степени были усилены железобетонными сооружениями. Русским солдатам, изготовившимся к атаке, казалось, что артиллерия разрушит все преграды и сметет все живое на их пути. На самом деле артиллерийский огонь не был сосредоточен ни на одном пункте боевого расположения противника – снаряды просто рыхлили промерзшую землю с более или менее случайным боевым эффектом. Не были повреждены даже проволочные заграждения.

После полудня в атаку поднялась пехота. Под убийственным перекрестным огнем противника русские цепи, терпя громадные потери, волнами накатывались на германские траншеи и погибали, зачастую даже не успев перерезать колючую проволоку. Командир III Сибирского корпуса зачем-то построил подчиненные ему дивизии в клинообразный боевой порядок, который русские еще со времен битвы на Чудском озере называли «свиньей». Успеха это своеобразное новшество не имело. К вечеру потери в некоторых полках достигли 60 % личного состава; были батальоны, в которых выбыли все офицеры. При этом наступавшим частям не удалось удержать за собой ни одного из захваченных пунктов.

19 и 20 марта русские атаки продолжились, под моросящим дождем, заливавшим окопы и превращавшим снег в раскисшее месиво. Журнал военных действий 1-й сибирской дивизии так описывает происходившее в эти дни:

«Беспрерывный гул артиллерии, вспышки выстрелов и разрывов, трескотня ружейной и пулеметной стрельбы сливались в неумолчный гул – жуткий и захватывающий. Смерть со страшной силой носилась над полем сражения и косила свои жертвы направо и налево. Стоны раненых, соединенные с воем пролетавших снарядов, огни то здесь, то там рвущихся гранат и бомб придавали этой страшной ночи поистине зловещий характер.

Почти весь день молчавшая немецкая артиллерия с неистовым напряжением открыла огонь по всему фронту наступления. Казалось, что не люди подняли весь этот гам, а две стихии сошлись со страшной силой и пытаются побороть одна другую.

Полки, между тем, медленно, но твердо продвигались вперед. Особенно тяжелым было движение 1-го сибирского полка к лесному перешейку. Дождь пуль заливал идущих в атаку сибирцев. Пришлось артиллерии с новой силой обрушиться на этот перешеек.

Наступавшие полки настолько сильно обстреливались с фронта и флангов, что приходилось то останавливаться, то вновь с еще большей силой устремляться вперед, пользуясь каждым случаем перерыва или уменьшения огня со стороны противника.

Ночная атака, рев орудийных выстрелов и страшные потери в рядах полков, стремительность их движения вперед вели к перемешиванию отдельных частей, но это не останавливало движения: передние увлекали своим примером отстающих, и вся лавина трех полков упорно и настойчиво катилась вперед».

Здесь же говорится о подвиге добровольца 3-го Сибирского полка Евгении Воронцовой, прибывшей в полк в конце февраля из Москвы (отцом ее был бухгалтер Голутвинской фабрики).

«Воронцовой, – рассказывает журнал, – было всего 17 лет. Принимая во внимание ее молодость, ее зачислили в команду связи, но в день атаки (21 марта. – С. Ц.) она категорически заявила, что желает принять участие в атаке, и отправилась в 5-ю роту.

Под сильным перекрестным огнем, пулеметным и ружейным, вместе со стрелками она достигла проволочных заграждений. Идя с винтовкой в руках, не обращая внимания на град пуль, сыпавшихся на наступающих со стороны противника, она своим спокойствием заражала всех окружающих.

У проволочных заграждений атакующие цепи приостановились. Воронцова первая нашла проход на разрушенном участке проволочных заграждений противника и с криком: "Братцы, вперед!" устремилась к германским окопам. Многие последовали ее примеру. Но через несколько шагов юная героиня пала мертвой, сраженная вражеской пулей».

Русские сильно нажимали, но нигде так и не дожимали до конца. Тем не менее, по отзыву Людендорфа,