Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков

продолжать истощение французских сил под предлогом, что они теряют больше людей, чем мы. В действительности, Верденская битва, этот поединок между Францией и Германией, позволяет врагу истощить наши людские резервы, которые, как Вы знаете, не являются неисчерпаемыми и снижают наступательную силу наших крупных соединений». На совещании с британским командованием в Бокене 26 мая Жоффр прямо заявил, что французские армии «не могут больше выдерживать подобного усилия без риска постепенно лишиться всякой наступательной способности».

Стало очевидно, что ужасающее перемалывание дивизий под Верденом невозможно было остановить иначе, как контрударом. Но истощенная французская армия утратила способность к широким наступательным операциям. Только немедленная помощь союзников могла спасти Верден и французскую армию. В меморандуме от 30 мая к очередному совещанию с британским командованием Жоффр указал, что наступление английских войск необходимо, чтобы «дать развязку поединку, завязавшемуся у Вердена».

Итак, французское верховное командование ждало помощи от англичан. На русскую армию Жоффр больше не рассчитывал. Но кровь русских солдат была необходима Франции. В мае в Петербург прибыли помощник министра артиллерии и военного снабжения Альбер Тома и министр юстиции Рене Вивиани. Главной задачей их миссии было добыть для Франции 400 000 русских солдат. Переговоры об этом шли с конца 1915 года. Французы шантажировали русское правительство, увязывая отправку во Францию экспедиционного корпуса с вопросом о французских военных поставках для русской армии. Уступая этому давлению, Ставка в начале 1916 года весьма неохотно согласилась на формирование двух бригад, предназначенных для Западного фронта. Теперь же Николай II под нажимом союзников вынужден был объявить о создании еще пяти пехотных бригад численностью по 10 000 человек каждая. Французская сторона брала на себя обязанность вооружить их за свой счет. Однако отправка русских частей во Францию шла медленно. В течение всего 1916 года за границу морем было переправлено около 800 офицеров и 43 500 нижних чинов. Летом-осенью того же года они приняли участие в малозначащих военных эпизодах на разных участках франко-германского фронта. Потери русских бригад за весь период боев в 1916 году составили около 700 человек убитыми и ранеными.

V

В способность русских нарушить стабильность Восточного фронта не верил больше и германский Генштаб. Фалькенгайн, оценивая мартовскую операцию в районе озера Нарочь, писал: «Не было никакого сомнения, что атаки со стороны русских были предприняты только под нажимом их западных союзников и для их поддержки. Никакой ответственный начальник, не находящийся под внешним принуждением, не мог бы столь малоценные войска повести против столь прочно оборудованных позиций, какими располагали немцы. Если бы даже были достигнуты первоначальные успехи, их нельзя было использовать при состоянии дорог в это время года. Общее впечатление от хода боев было таково, что оно подтверждало вывод верховного командования осенью 1915 года о надломе русской боевой мощи. Факт не устранялся тем обстоятельством, что атаки велись с обычным у русских презрением к смерти отдельного бойца. Оно одно не в силах добиться преимуществ против современного оружия в руках надежных людей. После этих опытов нужно было предполагать наступление каких-то совершенно исключительных обстоятельств, чтобы можно было еще верить в какие-либо громовые успехи противника на Восточном фронте».

Генерал Алексеев между тем продолжал считать вопрос о летнем наступлении против немцев приоритетным в планах кампании 1916 года. 14 апреля в Ставке прошло совещание с участием командующих фронтов. По расчетам русского штаба, к северу от Полесья войска Западного и Северного фронтов располагали двойным превосходством в силах – 1 220 000 штыков и сабель против 620 000, а к югу от Полесья, на участке Юго-Западного фронта, незначительным – 512 000 против 441 000[143]. Это соотношение сил, – делал вывод Алексеев, – и определяло направление главных усилий русской армии. Поэтому предстоящая операция мыслилась им в следующем виде:

1. Главный удар наносят армии Западного фронта, а Северный и Юго-Западный фронты организуют вспомогательные атаки.

2. Западный фронт производит главный удар в направлении на Вильно, для чего получает всю резервную тяжелую артиллерию и весь стратегический резерв, находящийся в распоряжении Верховного главнокомандующего. Таким образом, в районе прорыва 10-й армии возможно сосредоточить до 480 000 штыков и сабель против 82 000 противника, создав шестикратное превосходство.

3. Северный фронт наносит главный удар из района озера Дрисвяты группой войск численностью в 213 000 штыков против 43 000 противника.

4. Юго-Западный фронт должен перейти в наступление лишь тогда, когда оба его северных соседа твердо обозначат свой успех.

Цель наступления была довольно ограниченной. «Суть в том, – докладывал Алексеев царю, – чтобы при последовательных подготовленных атаках исполнить прорыв, нанести противнику потери и разбить основательно часть его войск». Другими словами, никакой стратегической задачи начальник Генштаба перед войсками не ставил.

Но даже в таком виде план Алексеева вызвал сильные возражения со стороны генералов Эверта (Западный фронт) и Куропаткина (Северный фронт[144]). Неудача в Нарочской операции посеяла в них такую робость перед германской военной машиной, что сама мысль о наступлении казалась им безумием. «Прорвать фронт немцев совершенно невероятно, – говорил Куропаткин, – ибо их укрепленные полосы настолько развиты и сильно укреплены, что трудно предположить удачу». Эверт, в свою очередь, полагал, что наша техническая отсталость диктует нам единственный способ действий – оборону, так как «неудача произведет тяжелое впечатление не только на войска, но и на всю Россию».

Против столь почтительного отношения к противнику возвысил голос генерал Брусилов, принявший командование Юго-Западным фронтом за несколько дней до совещания в Ставке. Его предшественник генерал Иванов, сдавая фронт, характеризовал свои армии «небоеспособными», а наступление в Галиции и на Волыни – «безнадежным». Неожиданно для всех новый командующий заявил, что Юго-Западный фронт вполне способен сокрушить врага. «Я твердо убежден, – сказал Брусилов, – мы можем наступать. Не берусь говорить о других фронтах, ибо их не знаю, но Юго-Западный фронт, по моему убеждению, не только может, но и должен наступать и полагаю, что у нас есть все шансы для успеха, в котором я лично убежден. На этом основании я не вижу причин стоять мне на месте и смотреть, как мои товарищи будут драться. Я считаю, что недостаток, которым мы страдали до сих пор, заключается в том, что мы не наваливаемся на врага сразу всеми фронтами, дабы лишить противника возможности пользоваться выгодами действий по внутренним операционным линиям, и потому, будучи значительно слабее нас количеством войск, он, пользуясь своей развитой сетью железных дорог, перебрасывает свои войска в то или иное место по желанию. В результате всегда оказывается, что на участке, который атакуется, он в назначенное время всегда сильнее нас и в