Вологодское разорение - Александр Владимирович Быков

денег покойных государей стали легче. Так вроде бы ничего, толика малая, на одной незаметно, а начнешь взвешивать выручку за неделю – по весу новых денег-то и недостает! Деньги все из чистого серебра деланы – значит, прямые убытки приходной казне. Раньше на гривенку серебра[27] приходилось по три рубля, новыми же легкими деньгами весом все четыре будет. Хорошо, что у народа старых тяжелых денег от годов накоплено: смешать – так не особо заметно, что рубль легче стал почти на четверть.

Когда в Вологду прибыл еще один воевода, Григорий Борисович Долгоруков, Щелкунов и вовсе пал духом. Если еще и этому платить, то дело гиблое – со всех сторон обложили целовальника. Кто таков новый воевода, Щелкунов изначально не знал, думал, что как и другие – мздоимец. Когда же ему рассказали, что воевода Долгоруков – знатный воин, струхнул целовальник еще больше.

Такой начнет правду-матку править, быстро докопается до истины, и тогда целовальнику несдобровать. «Эх, житуха горькая! – сетовал про себя Щелкунов. – Не одно, так другое».

Однажды под вечер зашел в кабак человек. По виду не босяк, одет баско, с польским шиком. Многие теперь стали так одеваться.

– Доброго здоровья! – обратился пришлый человек к Нечаю, восседавшему за столом у окна.

– Жить не тужить, – ответил тот.

– Как дела, много ли доходу великого государя казне от питухов?

– Это не для твоего разумения, я за это перед приказными отвечаю, а кто ты, неведомо – может, тать?

– А может, я вельможный пан и прислан от самого королевича?

Щелкунов округлил глаза. Верховная власть по-прежнему была в руках королевича Владислава, его люди сидели в московском Кремле. От его имени чеканили деньги и указы рассылали. Ярославское ополчение в глазах власти были обычными бунтовщиками, наказание которым – петля.

– Паны на Москве сидят, сюда панам заглядывать опасно, – шепотом сказал Нечай гостю, – тут бунтовщиков полно, целое войско отправили в Ярославль, против законной власти совет держат.

– Власть – она от Господа Бога.

– Я тоже это разумею.

– Вижу, что пришел сюда не напрасно, – сказал посетитель.

– Напрасный день, когда доходу нет, – усмехнулся Нечай.

– Где мы станем говорить, – спросил незнакомец, – так, чтобы тихо?

– Есть закуток, – махнул рукой целовальник.

Они пошли в малую горницу, сели за стол, незнакомец достал «черес»[28] и грохнул им об стол.

«Рублей-то внутри порядком, – по звуку определил Нечай, – никак не меньше десяти: звук глухой – так деньги звучат, когда им в кошеле тесно».

– Прикажи нести все самолучшее и вина фряжского[29] не забудь. Дело важное, требует разговора.

– Какое такое дело? Дела у воеводы в приказе.

– Государево дело!

Гость подождал, пока ярыжка поставит на стол яства и убежит прочь, налил вина в большую кружку, выпил, закусил соленьем и, внимательно посмотрев на целовальника, начал:

– Ведомо учинилось, что тягостно в Вологде торговым людям от воеводского нерадения и мздоимства.

Нечай прищурил глаза:

– Откуда тебе сие ведомо? Ты, чай, не местный, говор не наш, не вологодский.

– Я хоть и не местный, но про все ведаю, ибо государеву волю исполняю.

– Какого государя волю? – спросил Нечай.

– Знамо какого, королевича Ладислава, законного русского царя.

– Ах вот оно что, и не боишься тут сидеть? Вологда-то, она от королевича отложилась. Сейчас крикну стражу – и утащат тебя на съезжую, там на дыбу поднимут – и всю правду скажешь, кто и откуда.

– Не пугай: если меня на дыбу, так и я скажу, как ты помимо государевой таможенной избы у немчинов-купцов вино берешь малой ценой и доход с него в книгах не пишешь. Воруешь, значит. Тому есть подтверждение.

– Брешешь!

– Как знать, начнут проверять – поднимут и тебя на дыбу, не то заговоришь.

– Не замай.

– Да ладно, целовальник, не тушуйся, скажи лучше, правда, что сюда, на Вологду, привезена государева казна?

– Тоже мне новость! – ответил Нечай. – Про это всякая баба знает.

– Сия казна, – продолжил незнакомец, – украдена воровским умыслом!

– Врешь?!

– Перекрещусь пред святыми иконами.

Гость повернулся на красный угол и истово положил на себя крест.

«Не врет, коли так крестится, – подумал Нечай. – Крестное знамение правильно кладет – значит, православный, не лях».

– И как же теперь быть? – спросил он почти шепотом.

– Вызволять надобно государеву казну из рук ярославских воров, на то есть приказ государя Ладислава Жигимонтовича. Желаешь послужить Великому государю?

Нечай на мгновенье растерялся. Потом взял себя в руки спросил:

– Как?

– Есть как. Верные люди хотят государеву казну освободить и на Москву доставить. Им помочь надобно.

– Не разумею пока, как дело изладить, – осторожно покачал головой Нечай. Он уже понял, что пахнет барышом.

– Ты должен подсобить в благом деле – ночью открыть городские ворота и впустить наших людей, а там мы уже сами управимся.

– Так амбары с добром на посаде, непочто в город через стену ломиться.

– Надобно в город обязательно, наказать воеводу-изменника и казну государеву вызволить.

– Которого из двух?

Гость явно не ожидал такого поворота дела.

– А что, есть еще кто кроме Одоевского?

– Как же, новый воевода прислан с Двины, князь и боярин Григорий Долгоруков.

– Роща?

– Какая роща?

– Прозвище у него такое.

– Не знаю, сказывают, он знатный воевода в ратном деле.

– Знаю я этого Рощу, виделись не раз у Троицкого монастыря. Должок у меня перед ним неоплаченный. Так, говоришь, тут он уже?

– Днями приехал, в старом государевом дворце пока разместился с челядью. Видать, Одоевского уберут, а этот останется. Но пока их двое.

– Вот и славненько! – повеселел незнакомец. – Должок надобно Григорью Борисовичу отдать, давно уже припасен, карман тянет.

– Ты о чем?

– Да это старое, не твоего ума дело. Так что – поможешь ради благого государева дела ворота открыть?

– Открыть? Это непросто, там стража. В карауле не один человек, а с десяток будет – если с теми, кто на башнях и кто у ворот, считать.

– Восемь стражников в карауле, – ответил незнакомец. – Ночи уже холодные, они у костров греются, а на башни ходят по случаю. Если их как следует вином угостить, они уснут и ворота можно будет отворить.

– Это измена!?

– Нет, это служба для блага законного государя – он милостив, одарит щедро за труды праведные.

Незнакомец дернул за гашник[30], высыпал деньги на стол.

– Вот, тут хватит на все.

Нечай опытным взглядом окинул содержимое калиты.

– Тут, мил человек, деньги не те.

– Как не те? Настоящие, серебряные, хорошей доброты деньги.

– Да я не о том, все вижу, но это деньги иноземные, ефимки[31].

– Чем плохи?

– Не указные деньги, на них ничего