Вологодское разорение - Александр Владимирович Быков

– Гнев божий падет на Вологду. Близок час расплаты за неверие ваше. Что до меня, то на моем месте прославится Бог: построена будет обитель и память на веки вечные останется.

Старец повернулся к целовальнику:

– Было время, ты, Нечай, слыл человеком добрым. Храм построил, радел за Вологду и людей городских. Но это все в прошлом. Вижу я, что храм твой за грехи твои сожжен будет и дом запустеет.

Галактион, откуда и силы взялись, оглядел всех присутствующих и, подняв скованную руку, закончил говорить страшным для горожан пророчеством:

– Христос изгнал торговцев из храма, дав всем православным урок. Вы, ради мзды и барыша, чудотворца Димитрия, что молил Спасителя за спасение города от войск изменника Шемяки, оскорбили – вокруг храма его настроили лавок и завели торговый шум. И этот храм разорен будет, и многие другие. Вашим неверием и попустительством сгинет город Вологда.

Присутствующие удрученно молчали. Галактион замолчал, словно одумался; поклонился всем, попросил прощения и побрел назад. Целую ночь, пока не упал без сил, старец молился, прося Богородицу простить ему грехи и самый главный грех – что не смог убедить горожан строить обыденный храм. Теперь нет над Вологдой крестной силы.

Новость о видении отшельнику и его угрозах быстро разнеслась по городу. Новый воевода Долгоруков немедленно призвал дьяка для расспроса.

– Что за кликуша нашелся. Кто таков? – спросил он Истому Карташова.

– Юродивый с речки Содемки, старец-отшельник, Галактионом кличут, – доложил дьяк. – Приходил он к избранным головам вологодским и требовал поставить церковь на том самом месте, где живет. Выслушали его избранные люди и говорят в ответ: не сладко ли тебе, старче, будет? Рядом две церкви уже построено, сто шагов шагни и молись на здоровье. Нет, сказал старец, надо строить еще, и непременно сейчас, для защиты города от неприятеля.

– Святым духом обороняться предлагает? – осторожно спросил дьяка Карташова воевода.

– То-то и оно. Ему голова Нечай Щелкунов, что у Пятницких ворот в кабаке обретается, говорит: а не корысть ли у тебя? Так на это Галактион ему перстом пригрозил и анафемой. Все, говорит, у тебя, Щелкунов, сгинет – и дом, и богатство, и даже церковь твоя домовая, ибо построена она не от доброты сердца, а для показухи.

– Ишь, как загнул, – покачал головой воевода. – Целовальник в любом месте человек известный, он кабацкие доходы государя правит.

– Этот направит, – нахмурился дьяк. – Знаю я кабацких голов, нет из них никому веры. Мздоимцы, лишь бы себе отщипнуть, да поболе. Тот же Щелкунов вещает, что государев питейный доход не растет. Я ему говорил, пенял – клянется, что радеет по службе. И князь Одоевский за него пристал: не трогай, говорит, Щелкунова, у него заслуги перед государем немалые.

– Это которым же государем?

– Да Василием Ивановичем Шуйским, избранные люди вологодские многие помощи государю учиняли, и Щелкунов с ними.

– Так старые заслуги никому не нужны, – возразил воевода, – надобны новые. Я тоже государю Василию Ивановичу служил с превеликим радением. Так уже нет царя Василия, смещен и в монахи поставлен, и жив ли – неведомо. Все заслуги те в прошлом, а сейчас нужны новые. Я так мыслю – веры сейчас людишкам нет, много корысти стало в людях. Что тебе князей возьми, что бояр, что простых людишек – всяк тщится себе сноровить, а о государевом пекутся мало.

– Государь-воевода, как мыслишь, а Галактиону есть вера? – спросил дьяк.

– Не знаю, – ответил, задумавшись Долгоруков. – Я про него ничего пока не ведаю: что за человек, какого поля ягода? Когда мы в осаде в Сергиевой лавре сидели, тоже кликуш всяких бывало, и все, как один, сдаться на милость короля Жигимонта советовали.

– И что?

– Как что? Кого в железа и в темницу велел отправить, кого стрельцы порубали вгорячах, чтобы под руку не каркал, и Бог дал – выстояли супротив поляков и воров наших, не сбылось ни одно предсказание.

– Я тоже так думаю: не след его слушать, много сейчас развелось предсказателей, – согласился дьяк.

– А чьих этот Галактион будет? – спросил воевода. – Какого роду-племени?

– Да кто его знает, – пожал плечами Карташов, – разное говорят. Сказывают даже, что он княжеского роду, да поди брешут: не похож он на князя, до иночества сапоги шил. Гы-гы-гы, – засмеялся дьяк.

– Княжеского роду? – удивился Долгоруков. – Я почитай всех князей знаю, кои на Москве обретаются, – если какая крамола, сразу пойму.

– Сказывают, – доложил дьяк, – что он сын Бельского, первого боярина государя Ивана Васильевича.

– Брешут, – уверенно покачал головой воевода. – Было их, Бельских, у царя Ивана три брата – Дмитрий, Иван и Семен Федоровичи. Князь Дмитрий был воспитателем при малолетнем государе. Иван Федорович – тот, что первый боярин, оклеветан Шуйскими, отправлен в Кирилловский монастырь и там злым умыслом убит. Наследников после него не осталось. Все известно наперечет: первый боярин, не шутка! Третий Бельский, Семен, – в семье не без урода – сбежал в Литву окаянную, воевал против Великого государя, изменник. Затем якшался с крымским ханом, ходил с ним в поход на Москву. Где сгинул, никто не знает.

У старшего, Дмитрия, были сын Федор и дочь. Он сгорел вместе с семьей в московском пожаре во время похода крымского Гирея. Дочь Дмитрия, Евдокия, была выдана замуж за боярина Михайлу Морозова, который против государя крамолу измыслил, и как жена государева изменника была казнена со всем семейством. На том славный род Бельских и пресекся.

– Так что, получается, что Галактион самозванец? – заметил дьяк.

– Обожди, – с явным удовольствием сказал воевода. Долгорукову нравилось говорить о местнических делах, в которых он, тоже будучи князем, отлично разбирался:

– Давай-ка подумаем, может, он какого другого князя сын? При государе Иване Васильевиче всякое бывало. Изменника Ваньку Кубенского казнили, а ведь он тоже князь был. Кубенские фамилия здешняя, из рода князей Заозерских.

– Галактион, я слышал, в миру был Гаврилой Ивановичем, – заметил дьяк, – может быть, и вправду он сын князя Кубенского.

– Не думаю, род Кубенских давно пресекся, лет уж семьдесят, поди. Я за годы службы государевой ни одного князя Кубенского не встречал.

– Я слышал, были и еще опальные князья в Вологде, при царе Иване Васильевиче, ссылали сюда их из Москвы.

– Говори, мели, – засмеялся Долгоруков, – в Вологду при царе Иване не ссылали – наоборот, государь Иван Васильевич в городе подолгу живал, когда собор и строение крепостное делали. Какая уж тут ссылка для опальных?

– Да нет, говаривали, что задолго до государева строения, лет за десять, однако,