Дассария - Абай Тынибеков

Отделившись от воинов, к Бартазу подлетел десятник, встал на пути, слегка склонил голову и прохрипел:

– Бартаз, занимайся своими делами, таково веление вождя.

Больше ничего не сказав, он вздыбил скакуна, развернул его и исчез в пыли, догоняя воинов. Юноша узнал десятника. Это был Кантар. Растерянно опустив лук, Бартаз долго смотрел вслед, не понимая, откуда взялся отряд, но теперь уже был уверен, что всё вскоре закончится и помощь пришла вовремя. Он направился к роднику, часто поднимаясь в седле и пытаясь издали рассмотреть неподвижно сидящего Хора.

Солнце клонилось к закату. Взобравшись на самую макушку дерева, Бартаз вглядывался вдаль – туда, где шло сражение, но из-за пыли, густо нависавшей над землёй, ничего не мог разобрать. Вскоре почти все звуки, доносившиеся оттуда, утихли, и он увидел продвигающихся в его направлении всадников. Они шли очень медленно, тёмными силуэтами появляясь поодиночке из пыльной завесы, но в сумерках были плохо различимы. Ещё не зная, как завершилось сражение, кто взял верх, Бартаз всё же почувствовал нутром, что эти люди свои, саки.

Он спрыгнул на землю, подбросил охапку хвороста в костёр, зачерпнул в небольшой котелок воды, закрепил над огнём и лишь после этого вновь стал всматриваться в приближающихся людей. Первым шёл десятник Кантар. За ним, отстав на полсотни шагов, какой-то воин вёл за собой четырёх лошадей, на которых поперёк сёдел лежали тела. Чуть сбоку двое воинов гнали лошадей. Ещё пятеро, растянувшись, замыкали шествие.

Подведя своего скакуна ближе к дереву, десятник устало спешился, взглянул на стоявшего в ожидании юношу, но ничего не сказал, а повернулся к подступившему следом воину. Тот сошёл с коня, пару раз низко присел, разминая затёкшие ноги, затем отвязал от седла верёвку и повёл остальных лошадей в сторону родника, где бережно снял с первой тело погибшего воина и уложил его на землю. Подоспевшие воины уже помогали ему, о чём-то тихо переговариваясь.

Опустилась ночь, накрыв долину непроглядной тьмой. Бартаз приблизился к воинам и встал рядом с десятником. В тусклых отблесках пламени в ближнем из лежащих он узнал старшего из гонцов. Подойдя к изголовью, замер. Огненные всполохи, изредка отражаясь в потускневших белках глаз, наполовину прикрытых веками, придавали лицу покойного какой-то жутковатый землистый оттенок, отчего он уже воспринимался совершенно иначе, будто и не был никогда живым. Бартаз, желая избавиться от неприятного ощущения, склонился и прикрыл глаза соплеменнику, едва коснувшись рукой его лица, при этом почувствовал пальцами мёртвую прохладу кожи. Удар, как подумал юноша, нанесли в спину, и поэтому рана не была видна, и лишь тонкая чёрная подсохшая струйка крови, тянувшаяся из уголка сжатых губ, свидетельствовала о её тяжести. Отступив на шаг, он прошёл мимо трёх остальных тел, останавливаясь возле каждого из погибших, и в последнем узнал молодого гонца. Нога его как-то неестественно вывернулась, а на левом бедре кожаные штаны были разорваны ровной линией и сильно измазаны в крови.

Бартаз невольно взглянул в сторону костра и увидел торчащую рядом с ним веточку, на которой так и осталось нанизанным одно лисье рёбрышко. Он прикрыл глаза и судорожно сглотнул подступивший к горлу ком. За прошедшие годы он часто видел кончину сородичей, но сколько ни старался, так и не сумел привыкнуть к утратам. Сейчас, взирая на тело молодого воина, он был поражён до глубины души тем, что смерть выбрала и его. На мгновение перед глазами юноши возник живой облик. Он вспомнил, как угостил этого гонца в последний раз у своего костра. Ему стало очень жаль этого человека.

«Он даже не успел поесть как следует. Теперь он уже не сможет сделать этого никогда. Так быстро его не стало в этом мире. Недолгим оказался его путь под этим вечным небом. Слишком рано он принял смерть и расстался с жизнью. Почему именно он покинул землю? Кому он мог помешать на ней?» – горькая мысль пронеслась у него в голове.

– Обмойте тела погибших воинов. Зуза, Танарис и Фахрид, вы доставите их в селение. Захватите с собой всех отловленных согдийских лошадей. Груз, приготовленный Бартазом, тоже заберите. Его заждались. Поторопитесь. Как только завершите все приготовления, уходите не задерживаясь. Мы остаёмся здесь… Да, вот ещё что. Зуза, ты старший в дороге. Пройди по старому руслу. Не подведи меня, – распорядился десятник.

* * *

Искушённый в военном деле тридцатилетний военачальник Бакриарт, возглавлявший в недалёком прошлом одну из сторожевых сотен в главном городе Согдианы Мараканде, примкнув к восставшим сородичам после прихода македонского царя Александра, уже трижды вступал в сражение с его войсками. Из последнего из них, едва избежав пленения, он успел увести с собой в степь всего половину оставшихся в живых верных воинов. Опасаясь столкновения с саками, он ушёл на восток их земель, ближе к горам, где и остановился со своими людьми на время, чувствуя себя в этом месте более уверенно, так как только здесь мог без особого труда скрыться от любого преследования. Обосновавшись в одной из удобных расщелин у небольшой горной реки, сотник решил во что бы то ни стало собрать вокруг себя те разрозненные группы сородичей, которым удалось спастись от расправы завоевателей, и отсюда попытаться вновь поднять свой народ. Накануне, как обычно, с утра он направил два отряда по полтора десятка воинов вдоль гор на север и в западную, более равнинную местность, дабы они осмотрели окрестности и при возможности поохотились.

Острая нужда в пропитании заставляла почти всех его людей целые дни посвящать поискам дичи. За всё то время, что он находился в этой расщелине, его воинам удалось добыть множество горных баранов, но с недавних пор эти животные, напуганные их появлением, покинули ближнюю сторону гор, отчего охота на них стала занятием изнуряющим и зачастую безрезультатным. На днях закончилось мясо последнего убитого архара. Сегодня же Бакриарт с нетерпением ожидал возвращения своих дальних дозоров в надежде на то, что они будут более удачливы, чем остальные, и появятся с хорошими новостями. Подступали сумерки, но их ещё не было.

* * *

Сегосфен, друг и десятник Бакриарта, прошёл со своим отрядом строго на запад, но никого – ни людей, ни живности – там не обнаружив, повернул на северо-восток. С наступлением ночи, оказавшись в совершенно незнакомой долине, он осторожно продвигался среди холмов, ничего уже не видя и прислушиваясь к царящей всюду тишине. Вдруг он уловил какие-то непонятные звуки и остановил коня, велев всем замереть. Вскоре стал уже отчётливо слышен гулкий отдалённый стук