Призрачные воины - Лючия Сен-Клер Робсон

— Говорят, что в Сан-Карлосе летом мухи выедают глаза лошадям, — произнес Кайтеннай.

— Если там будет плохо, уедем, — в который раз повторил Викторио.

Колченогий встал, хромая подошел к лошади и затянул подпругу. Люди принялись прощаться, обнимать друг друга и тихо шептать: «Да будем мы живы, чтобы встретиться снова». Уа-син-тон спешился, чтобы заключить в объятия отца. Затем он развернулся, снова вскочил в седло и поскакал прочь с Освобождающим, Колченогим и остальными апачами.

* * *

Цезарь и другие бойцы Девятого кавалерийского полка ехали впереди длинной вереницы индейцев, которые либо сидели в седлах, либо шли пешком. Процессию замыкал Рафи с апачами-полицейскими. Цезарь предложил провести племя в обход Централ-сити, но Клам отказался. Причина отказа была понятна: у Клама в фургоне сидели в цепях всеми ненавидимый Джеронимо и пятеро его подельников. А теперь за фургоном еще и следовало четыре сотни апачей. Агенту хотелось устроить триумфальное шествие в свою честь.

Мысль о том, какие муки предстоит пережить несчастным, безмерно терзала Цезаря. Женщины и дети с плачем цеплялись за тех, кто отказывался отправляться в путь. Кто-то постоянно бегал к своим жилищам и обратно, чтобы забрать последние вещи. Больных усадили на лошадей или положили на сделанные впопыхах носилки. Старики еле плелись, таща на себе узлы и корзины. Чтобы никто не передумал и не решил вдруг вернуться, солдаты предали жилища огню.

Весьма вероятно, Клам не знал, как отреагируют жители Централ-сити на процессию индейцев. Или знал, но ему было все равно. Так или иначе, это не имело значения. Цезарь приказал солдатам не забывать об осанке, сидеть в седлах как можно прямее и смотреть строго перед собой. Все они понимали, что их ждет. В Централ-сити в основном жили южане, которые в равной степени ненавидели и апачей-полицейских, и пленных индейцев, и чернокожих солдат, и их белых командиров-северян.

— На выпады не реагировать, — строго-настрого наказал Цезарь солдатам. — Ехать молча. По сторонам не смотреть.

Едва отряд миновал первый дом по главной улице, началось улюлюканье. Женщины предпочитали стоять кучками на безопасном расстоянии, а мужчины высыпали из салунов, постоялых дворов и лавок.

— Полюбуйтесь, люди добрые! Власти нацепили форму на черномазых макак! — крикнул кто-то.

Белым офицерам тоже доставалось изрядно. «Сраные янки!» и «Негролюбы!» были самыми мягкими из оскорблений, раздававшихся в их адрес.

Когда показался фургон с Джеронимо и другими вождями апачей, улюлюканье сменилось проклятиями. Цезарь знал, что горожане не будут стесняться в выражениях. Более того, он заранее предвидел, что толпа начнет кидаться грязью, навозом, камнями, гнилыми овощами да и вообще всем, что попадется под руку.

Цезарю отчаянно хотелось обернуться на вереницу индейцев. Его так и подмывало пустить лошадь рядом с Одинокой, Вызывающим Смех и двумя их сыновьями, чтобы защитить их, уберечь от унижения. Увы, это было не в его власти.

«Жизнь тяжелая штука, — билась мысль у него в голове. — Чертовски тяжелая».

* * *

Дорога на Сан-Карлос вела через горы. По ночам температура падала ниже нуля, а днем наступала пора пекла, что лишь добавляло путникам мучений. Каждый вечер Джон Клам пересчитывал индейцев по головам и неизменно приходил к выводу, что народу становится все меньше и меньше. Ежедневно приходилось рыть новую могилу, и, как правило, не одну. С наступлением темноты некоторые апачи покидали отряд, с каменными лицами исчезая во мраке.

Рафи пытался помочь старику, тащившему на закорках корзину с обессилевшей женой. Индеец прорезал в корзине отверстия для ног супруги, которые более не слушались ее. Таща поклажу на спине, он переходил вброд реки и карабкался в горы. Когда впереди показался особенно крутой склон, Рафи уговорил старика согласиться на помощь, но дед все равно путался под ногами, стараясь поспеть за Рафи: он очень боялся, что бледнолицый уронит его жену. После этого старик больше никому не разрешал нести корзину с супругой.

Еще в самом начале пути родня Викторио раздала лошадей тем, кто нуждался в них больше всех. Себе семья оставила лишь одну — для Состарившейся, которая приходилась матерью Текучей Воде и Ветке Кукурузы. Увы, лошадь в скором времени пала, и старухе пришлось идти самой, а на трудных участках ей по очереди помогали дочери.

Лозен иногда несла люльку с новорожденным сыном Дочери, чтобы та могла хотя бы некоторое время идти налегке. Дочь пыталась отвлечь на себя внимание Красивых Губок, чьи бесконечные жалобы довели ее обычно добродушного мужа Мангаса почти до белого каления. Друзья Мангаса советовали ему устроить жене взбучку, но тот знал, что лучше и не пытаться. Красивые Губки непременно даст сдачи, и вождь еще больше опозорится.

Семилетняя племянница Лозен по имени Следующая Рядом всхлипывала от усталости: чтобы поспевать за всеми, ей приходилось едва ли не бежать. Шаманка опустилась на колени и положила руки на худенькие плечики девочки.

— Не плачь, — мягко сказала шаманка. — Не жалуйся. Не отставай. Покажи бледнолицым, какие мы сильные.

Лозен рассказывала байки и подбадривала ослабевших, покуда у нее не сел голос. По прикидкам Рафи, женщина за время перехода преодолела в два раза большее расстояние, поскольку по многу раз за день перемещалась от головы колонны к хвосту и обратно.

Рафи ехал в арьергарде, там, где процессию замыкали шедшие пешком полицейские-апачи. Он спешился и, подхватив на руки сперва Сестренку, а затем Следующую Рядом, усадил их вместо себя в седло. Затем, не спрашивая у Лозен разрешения, Коллинз снял с ее плеча люльку и повесил на луку седла.

— Я отыскал местечко для Состарившейся, — сообщил он. — В фургоне с припасами.

Лозен благодарно улыбнулась. Мать Текучей Воды слабела с каждым днем и постоянно кашляла. Коллинз сомневался, что старуха дотянет до Сан-Карлоса.

Когда рядом появился Рафи, Вызывающий Смех тут же воспользовался этой возможностью и продолжил рассказ, который начал еще вчера вечером. Воин развлекал детей тем, что травил им всякие небылицы о Коллинзе.

— Волосатая Нога ест камни, скорпионов и колючки кактуса, — уверял он. — У него двадцать три жены и сто детей. Член у него такой огромный, что он его использует вместо шеста. Накидывает на него ночью одеяло, и получается вроде палатки. Детишки шасть в нее и спят.

Понимая, что Лозен тоже слушает эти истории, Рафи был готов провалиться сквозь землю от смущения. Он уже совсем собрался вернуться в хвост колонны, как тут Вызывающий Смех удалился сам — донимать разговорами Мягкую Висячую Шляпу. Рафи догадался, что воин хочет отвлечь на себя агента, который не давал покоя Викторио.

Большую часть дороги Клам неотступно следовал