Декабристы. Мятеж реформаторов - Яков Аркадьевич Гордин

О проекте побега Георгию Александровичу сообщено не было.

Через несколько дней статский советник Грибовский уже знал о длительных беседах Трубецкой с хозяином Лыскова, знал, что Воше на обратном пути должен остановиться у князя Грузинского.

Среди многочисленной дворни не так уж трудно найти человека, которого можно подкупить. Тем более что людей своих князь Георгий обижал часто и жестоко.

Полученные сведения Грибовский сообщил Бенкендорфу и генерал-губернатору Бахметеву.

19 августа княгиня Трубецкая выехала из Лыскова.

В двадцатых числах проехала Казань и Екатеринбург.

9 сентября она была уже в Красноярске.

Воше вел дневник.

6

Генерал-губернатор Восточной Сибири Александр Степанович Лавинский оказался в большом затруднении, узнав, что государственные преступники, осужденные по делу 14 декабря, будут сосланы в подведомственные ему области.

Эти сто с лишним человек, многие из которых проявили себя людьми деятельными и решительными, могли стать для генерал-губернатора источником неисчислимых бедствий.

Он знал свой край, населенный в значительной мере людьми буйными и готовыми на возмущение. Многие тысячи каторжников, сосланных за страшные преступления против закона – за убийства, грабежи, разбой. Многие тысячи солдат, сосланных за непокорность из армии и гвардии, множество поляков, бунтовщиков и детей бунтовщиков… Все время то здесь, то там возникали различные происшествия – мелкие бунты, побеги. Но этой постоянно волнующейся опасной стихии не хватало головы, центра, умелой руки, которая бы это волнение направила.

Теперь – с водворением в пределы края всех этих бывших генералов, полковников, поручиков, соединенных общими замыслами, общим несчастьем, – положение становилось во сто крат опаснее.

Призрак великого сибирского междоусобья встал перед генерал-губернатором…

Эти мысли томили Лавинского еще в Москве, куда он был вызван в июле на коронацию молодого императора.

Здесь, встречаясь постоянно с родными сосланных, понял он и еще одну для себя опасность – вызвать неудовольствие и ненависть этих лиц слишком строгим надзором за ссыльными. А ведь среди них были и весьма влиятельные…

Куда ни кинь – все плохо и ненадежно. Ненадежность, неопределенность тревожили его сейчас не меньше, чем возможные беды в будущем. А тут еще он узнал об отъезде княгини Трубецкой… И он решил добиться положительных, ясных инструкций – только в них было спасение.

25 августа он составил свои соображения, касающиеся вопроса частного – жен государственных преступников, едущих в Сибирь. И отправил их – эти соображения – начальнику Главного штаба барону Дибичу, чтоб посмотреть, как отнесутся там – наверху – к его беспокойству…

«Генерал-губернатор Восточной Сибири, не имея доныне никакого предписания насчет отправленных в Сибирь преступников, не знает, имелись ли в виду следующие соображения, если, впрочем, слухи о следовании за ними жен их в существе своем справедливы.

1) Будет ли сделано предписание местным властям об образе обхождения их с сими женами, т. е. считать ли их в прежнем быту или женами ссыльных?

2) Следуя за своими мужьями и продолжая супружескую с ними связь, они, естественно, делаются причастными их судьбе и теряют прежнее звание, а прижитые в Сибири дети поступают уже в казенные крестьяне. Неизвестно, имеют ли они о сем понятие, и ежели нет, то не должно ли оное быть им внушено, ибо многие, может быть, решаются ехать в Сибирь не из любви и привязанности к своим мужьям, но из пустого тщеславия, чтоб быть предметами разговоров и показать публике, что пожертвовали для мужей собственным благополучием своим, но коль скоро мечтания их рассеются вразумлением об ожидающей их там участи, то, может быть, исчезнет и охота к выполнению необдуманного намерения.

3) Судя по состоянию, жены сии могут иметь большие деньги. Могущественная сила оных в краю бедном, населенном людьми буйными и развратными, может иметь вредное влияние и потому не должно ли ограничить их в привозе с собою наличных сумм?..

Р. S. Не должно ли предоставить свободу крепостным людям, за сими женами едущим, возвратиться восвояси, ибо по строгой справедливости они не могут быть причастны участи как самих преступников, так и жен их, добровольно отрицающихся от прав своих, и сие послужить может к вящему их вразумлению».

Утром 31 августа 1826 года бумага Лавинского была передана Дибичем царю.

В 3 часа пополудни того же дня Лавинский получил от Дибича письмо:

«Секретно.

Милостивый государь

Александр Степанович!

Государь император высочайше повелеть соизволил для совещания об образе присмотра в местах ссылки за осужденными по решению Верховного Уголовного Суда и о других обстоятельствах, до них относящихся, составить особый комитет, в котором присутствовать тайному советнику Сперанскому, Вашему Превосходительству, генерал-адъютанту Бенкендорфу, генерал-майору Лепарскому и мне.

Сообщая Вашему Превосходительству сию высочайшую волю, я прошу покорнейше Вас пожаловать ко мне для открытия сего комитета во вторник в 7 часов вечера. 31 августа 1826 года. № 1428.

С совершеннейшим почтением

имею быть и проч.

Барон Дибич».

Стало быть, не один Лавинский предвидел возможные последствия ссылки государственных преступников в Восточную Сибирь, раз был создан особый комитет.

Да, быть может, никто так трезво не смотрел на вещи в тот момент, как сам Николай.

В начале сентября Николай вызвал Лавинского к себе.

Речь прежде всего зашла о воинских силах. В тех местах, куда проследовали преступники, сил этих было мало.

– Ты ручаешься за безопасность края? – спросил Николай.

Лавинский собрался с духом.

– Нет, ваше величество, не ручаюсь, ежели преступники, как предполагается, будут расселены по разным заводам. Каждый завод отделен от другого значительными расстояниями и имеет отдельное управление. Для охраны преступников в таком положении придется многократно дробить воинские силы, и без того немногочисленные.

– Что же ты полагаешь?

– Я полагаю, ваше величество, соединить их вместе в Нерчинском заводе или в Чите, отобрать 150 человек надежных солдат для охраны и вверить дело в полную ответственность генерал-майору Лепарскому. И ему будет способнее охранять их в одном каземате.

Много лет спустя Михаил Бестужев писал историку Семевскому: «Вам, вероятно, кажется странным: для чего лицам, осужденным по законам в каторжную работу, следовательно долженствующим быть разосланным по заводам, – этим лицам строят казематы, назначают коменданта, его огромный штат канцелярии и проч. и проч. Да, это странным покажется всякому, не посвященному в таинства нашей администрации. Ларчик открывался просто: боялись общего бунта всей Восточной Сибири».

И, как выяснилось через полтора года, не напрасно боялись.

А пока что с 1 сентября комитет начал работу. Председательствовал барон Дибич, начальник Главного штаба.

7

5 сентября 1826 года Сухинов, Соловьев, Мозалевский и подпоручик Быстрицкий вышли из ворот киевской тюрьмы и начали свой пеший