Декабристы. Мятеж реформаторов - Яков Аркадьевич Гордин

Город, как видим, был чрезвычайно возбужден приездом петербургских и южных мятежников. Причем отношение к прибывшим было доброе.

И еще одно крайне важное обстоятельство – письма и инструкции некоторым значительным лицам в Иркутске были посланы не только военным министром. Кузнецов, о котором пишет Здор, был городским головой. И получил, как видим, соответствующую инструкцию от дружественного Екатерине Трубецкой князя Голицына. Разумеется, не того флигель-адъютанта, что обыскивал кабинет в доме Лавалей, а куда более значительного лица. И поспешил эту инструкцию выполнить.

Что до самого Здора, то, как выяснилось, он лично знал Якубовича по Петербургу, знал приехавшего позже декабриста Назимова, явно знал Краснокутского, тоже доставленного в Иркутск. И, как он сам признался, влекло его к осужденным не только любопытство: он хотел и мог быть им полезен. Он им сочувствовал. Но власти все это выяснили позже – в 1827–1828 годах. А теперь, в августе 1826 года, советник губернского правления Здор был вне подозрений.

Ждал приезда государственных преступников в Иркутск и еще один человек – учитель здешней гимназии француз Жульяни. Жульяни был знаком с застрелившимся Владимиром Лавалем и его сестрой, княгиней Трубецкой.

Он был готов действовать.

9

Сухинов и его товарищи шли пешком в Сибирь.

В сентябре 1826 года они пришли в Кромы. До Москвы оставалось недалеко.

«В городе Кромах, Орловской губернии, тюрьма, в коей они провели ночь, была настоящею пыткою и сделалась почти губительною для них. В двух маленьких комнатах набито было полно арестантов, между коими находилось несколько больных женщин, которые из религиозного фанатизма отрезали себе груди и были оставлены без всякого пособия; тела их были почти полусгнившие: смрад был такой, что к ним близко никто не подступал. Кроме сего, теснота, жар и дурной запах делали сию тюрьму нестерпимою. Соловьев провел всю ночь у маленького тюремного окошка; его товарищи спали под нарами, на сыром и нечистом полу, но и в сем успокоении они должны были чередоваться по причине чрезмерной тесноты… На другой день после сего ночлега барон Соловьев и Мозалевский заболели; смрадные и тесные тюрьмы совершенно расстроили их здоровье; с железами на руках и на ногах, они не могли даже переменить рубашку… С ними сделалась сильная горячка, так что они ничего не помнят о случившемся с ними во время дороги от Калуги до Москвы. Когда в Москву входила партия, они до того были слабы, что, лежавши на подводах своих арестантских вещей, были привязаны веревками к повозке».

Сухинов, избежавший болезни, но с трудом державшийся на ногах от измождения, шел пешком.

10

Действительный статский советник Горлов не спал в ночь с 29 на 30 августа.

Вечером он отдал приказание приготовить судно для перевозки преступников через Байкал. К Байкалу уже отправлен был полицейский офицер.

Но теперь, ночью, Горлову пришла другая мысль.

Он был волею судьбы – в отсутствие военного и гражданского губернаторов – самым главным в Иркутске и губернии. Вся власть была в его руках. Так не попытаться ли облегчить участь этих людей?.. Он еще раз просмотрел предписания военного министра. О том, что государственные преступники должны быть отправлены в Нерчинск, не было сказано ни слова. Разумеется, он прекрасно знал, что именно в Нерчинском крае должны они быть водворены, что там уже делаются приготовления… Но раз нет прямых слов в предписании, то что мешает ему, Горлову, сделать вид?.. Государственных преступников велено употребить в каторжные работы. Но и работа на солеваренных и винокуренных заводах под Иркутском тоже каторжная работа. Там каторжные и работают.

Так не отправить ли их на заводы? Пока в Петербурге разберутся, время пройдет, и – чем черт не шутит – Трубецкой и Волконский с товарищами так и останутся здесь. А ведь это все же не Нерчинские рудники… Рискнуть?

Но ведь кончиться может плохо. Ведь если потом дойдет до Лавинского, что он, Горлов, уже приказал судно готовить, так не отговориться будет незнанием. Так что же делать?

Страшно? А что же клятвы его масонские? Толки о справедливости и чести? Какая же им, клятвам и толкам этим, цена, ежели страх пересиливает? И ведь не казнь ему, Горлову, грозит, не каторга, а всего-навсего неприятности по службе. А эти неприятности он и так уже накликал, освободив их от оков… Но ведь уволят со службы – жить будет нечем. И сыну жить будет нечем. Но Нерчинские рудники?.. Он знал, что это такое.

Рано утром он приказал послать нарочного с отменой прежнего приказания.

На другой день после своего прибытия осужденные были отправлены по близлежащим заводам. Отношению к ним первого человека в губернии охотно последовало и более мелкое начальство.

Лица, не одобряющие такое попустительство, до времени затаились. Но когда в Иркутск вернулся гражданский губернатор Цейдлер, а осужденные были отправлены в Нерчинск, лица эти – во главе с комендантом Покровским – начали действовать. Предпринятое Покровским следствие выяснило, как содержались в заводах декабристы.

«…Во время бытности государственных преступников в заводе поручик Хоткевич обще с винокуром Смирновым имели с преступниками большие связи, такие, что не только ходили к ним каждодневно в квартиру и беспрестанно упражнялись в гуляниях по заводу, езде на дровнях Смирнова, но не один раз уезжали на уляхинскую мельницу и усольский остров с песенниками из рабочих. Хоткевич давал преступникам для постройки дому рядового Никитина. Смирнов же сверх сего 17 числа сентября минувшего года уезжал из завода с преступником Давыдовым, мещанином Ситниковым и рабочим, находившимся у Смирнова в прислугах… по подорожной, в проезде коих утверждают стоящий на бикете рядовой Матвеев и Еловский станции ямщики Григорий Носков и Захар Арсентьев, которые возили их в двух повозках до Урикского селения, и сии последние удостоверяют, что до Урикского селения поехали по дороге, лежащей к Хомутовскому селению, а потому, надобно полагать, имели свидание с преступниками, находившимися в Николаевском заводе. 18-го числа по возвращении к Еловской станции отвезены в завод теми же ямщиками и во все время бытности преступников в заводе не были употребляемы ни в какую работу».

Поездки Давыдова были отнюдь не праздными.

16 сентября в Иркутск приехала княгиня Екатерина Ивановна.

Она поселилась в доме городского головы Кузнецова. Кузнецов сразу же пригласил к себе Жульяни, знакомого княгини по Петербургу.

Жульяни, поговорив с княгиней, отправился к Горлову, и тот подписал ему подорожную до Александровского завода. Приехав в завод, он сообщил Давыдову о прибытии Трубецкой и просил известить князя Сергея Петровича. Давыдов со Смирновым отправились в Николаевский завод к Трубецкому. Жульяни ждал