Декабристы. Мятеж реформаторов - Яков Аркадьевич Гордин

Они шли, скованные по рукам и ногам.

Горбачевский в своих записках рассказывал со слов Соловьева и Мозалевского: «Легко представить себе положение черниговских офицеров без всякого пособия, без родных, без знакомых, оставленных и забытых всеми. Они отправились в Москву полуодетые, имея при себе два рубля серебром. Наготу барона Соловьева прикрывали рубашка и старый халат. При отправлении своем из Киева они виделись в канцелярии с 12 человеками своего полка солдат и с 14-летним разжалованным юнкером, назначенным в Грузию; их свидание было трогательно; нечаянная встреча заставила их на минуту забыть свое несчастие. Слезы катились из глаз добрых солдат, видя бедственное положение своих офицеров; они хотели утешить их, но их утешения обращались в простые, но сильные выражения горести. Соловьев и его товарищи отдали своим сослуживцам последние два рубля серебром и не иначе могли их заставить принять оные, как обманом, уверяя, что они имеют деньги и ожидают еще скорой помощи от родных; сами же пошли на кормовых, которых полагается по 12 коп. в сутки».

Путь их лежал через Козелец, Нежин, Глухов, Орел, Калугу…

Ночевали они в местных тюрьмах, забитых арестантами. Кандалов с них не снимали.

Редко, но все же представлялась им возможность проехать несколько верст на обозной телеге. Измученные Соловьев, Мозалевский и Быстрицкий рады были этому короткому облегчению. Сухинов не сел на телегу ни одного раза. Его гордость не позволяла ему принимать даже такое снисхождение. Он хотел испить чашу до конца, чтобы расплатиться сполна.

8

Предписание из Петербурга о приготовлении лошадей для дальнейшего следования государственных преступников председатель Иркутского губернского правления действительный статский советник Николай Петрович Горлов получил еще 15 августа. Он в это время замещал гражданского губернатора.

Распорядившись о лошадях, он 18 августа дал приказание начальнику Иркутского адмиралтейства «о приготовлении казенных транспортов на здешней стороне Байкала».

Итак, все было готово для отправки осужденных в глубину Восточной Сибири…

29 августа на берегу Ангары возле того места, где приставал паром, толпились сотни жителей Иркутска. Они ждали, когда на Московском тракте – на том берегу – покажутся скачущие тройки. В этот день в Иркутск должна была прибыть вторая партия государственных преступников. Первая – Оболенский, Якубович, Артамон Муравьев и Василий Давыдов – прибыла 27-го числа.

Волконского, Трубецкого и братьев Борисовых привезли к самой ночи. Их сразу отвели в помещение полиции. Иркутский комендант генерал-майор Покровский распорядился поставить у дверей их комнаты часовых и расставил караулы вокруг здания.

Вскоре в полицию прибыл и действительный статский советник Горлов…

Когда он вошел, Волконский и Трубецкой встали, звякнув кандалами, а братья Борисовы сделали вид, что спят.

Горлов уже несколько дней назад знал, кого везут, из полученных предписаний. С горечью и тоской ждал он этой встречи.

И вот теперь они стояли друг против друга.

В 1816 году, ровно десять лет назад, когда русская армия возвратилась из Европы, когда все были опьянены победой и ожиданием неслыханных перемен, он, Горлов, встречался с этими двумя молодыми аристократами.

В том году была учреждена масонская ложа «Избранного Михаила» – в честь первого Романова на русском престоле. В этой ложе состояли Федор Глинка, Николай Бестужев, братья Кюхельбекеры, Батеньков. Все они теперь осуждены по делу 14 декабря.

В этой ложе состоял и он, Горлов.

А одновременно с «Избранным Михаилом» учреждена была ложа «Трех добродетелей». Среди управляющих ею были князь Сергей Волконский и князь Сергей Трубецкой.

Обе ложи были тесно между собой связаны, ибо замышлялись они как подспорье Союзу спасения, тайному обществу…

В то время и оба князя, и он, Горлов, делали одно дело.

А в 1818 году он вместе с Батеньковым основал в Томске ложу «Восточного Светила на востоке Томска в Сибири» и управлял этой ложей.

И вот теперь он стоял как власть имущий перед двумя своими единомышленниками, наряженными в непривычную одежду, худыми, закованными в кандалы.

В комнату вошли генерал Покровский и городничий Пирожков.

Не глядя на них, председатель губернского правления, исправляющий временно должность гражданского губернатора, действительный статский советник Горлов сказал:

– Воинский караул можно снять. Полиции достаточно. Не надо придавать событию чрезмерной важности в глазах обывателей… От оков преступников освободить.

Повернувшись, он увидел удивленные лица коменданта и городничего.

– От оков преступников освободить! – раздраженно повторил он. – Эта мера только для безопасности следования.

Он знал, что поступает опрометчиво. Но ничего не мог с собой поделать.

Больше того: когда он, осилив судорогу в горле, приказал снять с них кандалы, он почувствовал, что кончилась тяжкая тревога, гонявшая его все эти дни по городу, не дававшая спать. Он не знал, что же он сможет сказать, увидев этих двух людей…

Он сказал: «От оков преступников освободить!» – и освободился сам. Он стал спокоен, хотя и знал, что губит себя.

Хмурый Покровский, обиженный тем, что отменено его распоряжение, вышел. Пирожков подозвал частного пристава Затопляева и велел снять с преступников кандалы.

Много позже, в апреле 1827 года, когда началось следствие по делу о подозрительных связях иркутских чиновников с государственными преступниками, подчиненный Горлова советник губернского правления Здор показывал следователям: «В то самое время, когда государственные преступники Муравьев, Давыдов, Оболенский, Якубович, Трубецкой, Волконский и двое братьев Борисовых доставлены были в Иркутск, они свезены были во двор к правящему должность гражданского губернатора председателю губернского правления Горлову, куда вслед за ними явился комендант Покровский и стеклось множество народа, при самой реке Ангаре их встречавшего. Я был завлечен в толпу прочих людей и, полагая, что их тотчас же повезут далее, подошел к повозке, где сидело два человека, из одного человеколюбия всунул им в руки 50 рублей, которые на тот раз со мной случились; около повозки их стоял жандарм безотлучно, их привезший, тут же находился фельдъегерь и многие из обывателей Иркутска. А также ходил по двору комендант Покровский, почему никто из нас не мог, да и не смел говорить с ними… Через несколько минут повозки, на коих сии четыре преступника находились, отправились к градской полиции… После чего отправился в числе прочих чиновников на завод к управляющему сборами Кузнецову; отсель часу в пятом после обеда увидели в окошке еще следующие повозки по ту сторону Ангары из московского тракта; управляющий сборами Кузнецов пригласил нас всех бывших у него, и мы отправились в полицию видеть сих последних; Кузнецов же потому более спешил к ним, как он проговорил мне, что тут был Трубецкой, о котором писал ему доверитель его кн. Голицын, чтоб заготовлена была квартира для жены его, которая за ним в