Катастрофа 1933 года. Немецкая история и приход нацистов к власти - Олег Юрьевич Пленков

Вероятно, можно утверждать, что культурные ценности Гитлера были источником его обаяния. Народное отвращение к Веймарской культуре было огромным резервуаром политической энергии, которую Гитлер использовал весьма скрупулезно. Идея Ленина оставить свое увлечение музыкой ради политики была бы для Гитлера совершенно непонятна, ибо в Германии музыка и была политикой. Одна из причин, почему Гитлер обожал Вагнера, в том, что он многое почерпнул из его произведений, особенно из «Парсифаля», который послужил моделью для его политических спектаклей. Гитлер указывал в знаменитой 6 главе «Майн кампф»: «Целью любой пропаганды является посягательство на свободную волю человека»[1188]. Ради этого Гитлер использовал и магию Байройтского фестиваля, и «искусственный полумрак католической церкви», он крал трюки и приемы у Рейнгардта, из фильмов Фрица Лянга и у других проклинаемых представителей Веймарской культуры. Сцены выступлений Гитлера и партийных форумов поставлены и спроектированы с завидным профессионализмом, а внимание к деталям было просто фантастическим. И сталинизм, и маоизм имитировали гитлеровские постановки, превосходя их по масштабам, но не по стилю и эффекту[1189].

Сестра Ницше Элизабет говорила, что Гитлер поразил ее больше как духовный, а не как политический вождь. Один из наблюдателей писал, что «Гитлер по существу никогда не произносил политические речи, а только философские», то есть фактически он не столько очерчивал программу и давал обещания, сколько требовал приверженности. В редкий момент искренности Ленин однажды сказал, что только Россией можно было овладеть так легко, как это сделал он. С Германией дело обстояло иначе – её надо было соблазнить[1190].

Как писал немецкий публицист Эрнст Нольте, Гитлер воображал себя не наследником Штреземана или Папена, а анти-Лениным, и сходился в этом с Троцким, который называл его «обер-Врангелем мировой буржуазии». Для Троцкого Ленин был, конечно, целиком и полностью прав, а Гитлер целиком и полностью не прав. Но всякий, кто не разделяет убеждения, что в абсолютной истинности той или иной идеологии, неизбежно приходит к мнению, что Гитлер не мог быть не прав во всех отношениях, что в его воззрениях и действиях также можно распознать рациональное зерно, нечто такое, что было очевидно для миллионов немцев и волновало их[1191]. Это «рациональное» было связано со сложным комплексом обид Версальской системы, проблемами с растущим массовым коммунистическим движением в Германии и т. п.

Гитлер был в истории уникальным феноменом, ибо его власть была до крайней степени персонифицирована. Рядом с Гитлером по степени персонификации власти может быть поставлен Ленин, но его период у власти был непродолжительным. Сталин также обладал колоссальной властью, но был вынужден заниматься ее псевдолегитимизацией, утверждением политических решений в ЦК, на съездах. Гитлер же был сам властью, не нуждавшейся ни в каких, пусть даже липовых, одобрениях. Геринг исчерпывающе характеризовал положение во властных отношениях Третьего рейха: «Тот, кто понимает ситуацию у нас, тот знает, что каждый обладает ровно такой властью, какую дает ему Гитлер»[1192]. Если Сталин для того, чтобы гарантировать собственную власть, вынужден был прятаться за лозунги об усилении классовой борьбы, говорить о врагах советской власти, ломать комедию с публичными процессами, то Гитлер прямо заявлял о необходимости сохранения его, фюрера, власти для великого будущего Германии, ничтоже сумняшеся Гитлер учинил «ночь длинных ножей» 30 июня 1934 г., после которой было объявлено, что убитые были оппозиционерами и замышляли захватить власть, отстранив Гитлера. Если Сталин в государственной иерархии официально занимал второе место после Ленина и временами у него были доверенные люди, помогавшие ему вершить кровавые дела, то Гитлер был фюрером немецкой нации, единственным и всемогущим, не имевшим ни предшественников, ни последователей (как выяснилось позже), уникальной уже при жизни фигурой; между ним и верхним эшелоном власти нацистов существовала дистанция огромного размера (как признавали главари нацистов на Нюрнбергском процессе); даже для самых близких власти (Гитлеру) людей он был совершенно недосягаем; он был непредсказуем, необъясним и уж, конечно, влиять на него никто не мог. Это придавало персоне Гитлера нимб таинственности, поэтому немногие из тех, кто с ним лично встречался, избежали его психологического воздействия. Это же обусловило и его магическое воздействие на массы, толпу, которая попадала под его влияние задолго до того, как он заговорит. Ллойд Джордж в 1936 г. в «Дейли телеграф» писал о Гитлере как немецком Джордже Вашингтоне, называл его самым великим немцем XX в., самой значительной личностью в Европе со времен Наполеона и самым большим аскетом со времен Аттилы и его гуннов[1193]. Как уже говорилось, Гитлер обладал невероятным даром внушения. Эрих Нольте передавал, что в январе 1945 г. к Гитлеру пришел гаулейтер Данцига, полный решимости рассказать ему, как на самом деле обстоят дела… Он покинул Гитлера полный уверенности в том, что город будет вскоре деблокирован. Гитлер смог убедить зрячего, что он слепой[1194]. «Тайна Гитлера, – писал Ганс Ульрих Тамер, – это тайна его воздействия на людей. Нелепая, склонная к полноте фигура, явно ненемецкая физиономия (скорее южанин с Балкан), он совершенно не соответствовал тем требованиям, которые сам предъявлял. Он не мог как следует ходить, он стоял беспомощно, он не умел сидеть; красота, легкость, достоинство были ему так же недоступны, как и благозвучность голоса. И тем не менее от него исходила притягательная сила, харизматическая сила, которой подчинялись все – от посетителей мюнхенских пивных до прусских генералов»[1195].

Один французский журналист указывал: «для того, чтобы понять гитлеровщину, надо знать, что как оратор Гитлер не имеет себе равных в современной Германии. Он зачаровывает толпу, которая с наслаждением слушает все расточаемые им грубости, его декламацию против предателей, мошенников, продажных людей. Никто таким языком никогда не говорил в Германии»[1196]. Каждая фраза его речи прерывалась рукоплесканиями, в конце толпа вставала как один человек и пела «Deutschland, Deutschland über alles».

По всей видимости, более всего слушателей Гитлера мобилизовала ненависть. Русский писатель-эмигрант Марк Алданов справедливо отмечал, «всё учение Гитлера – ложь, не выдерживающая и снисходительной критики. Но сам он – живая правда о нынешнем мире, не прячущийся и страшный символ ненависти, переполняющей Европу наших дней»[1197].

Гитлеризм – это наиболее яркий пример отчуждения политической власти от сил, которые помогли этой власти укрепиться. В государстве для него не было ничего невозможного, его воля ничем не была ограничена, никем не контролировалась. В литературе часто указывается на то, что структуры капиталистической экономики не были разрушены нацистами, это так, но можно не сомневаться, что, если бы Гитлер счел социализацию средств производства целесообразной, она