Катастрофа 1933 года. Немецкая история и приход нацистов к власти - Олег Юрьевич Пленков

28 января 1933 г. Шлейхер подал в отставку, получив отказ на те же просьбы, что и 23 января. Папен и Гитлер и слышать ничего не захотели о том, чтобы его оставить министром рейхсвера. Папену было поручено президентом «выяснить политическое положение», на официальном языке это означало, что Папену следует озаботиться формированием нового правительства. Папен использовал свой статус для того, чтобы совместно с сыном Гинденбурга Оскаром и государственным секретарем Мейсснером атаковать президента, чтобы он назначил Гитлера канцлером, что бояться нечего и так далее… На все предупреждения в отношении решительности Гитлера Папен отвечал: «Вы ошибаетесь, мы его просто ангажировали»[1167].

Еще 27 января начальник отдела личного состава рейхсвера генерал фон Хаммерштейн и генерал Буше-Иппенбург собственными ушами слышали от Гинденбурга: «Господа, напрасно вы меня считаете способным назначить этого австрийского ефрейтора рейхсканцлером»[1168], а уже 29 января Гинденбург был сломлен. Ему был представлен список министров, в кабинете 5 консерваторов противостояли 4 нацистам во главе с канцлером Гитлером. Список был одобрен Гинденбургом, он предложил Гитлеру и его коллегам явиться для официального вручения полномочий на следующий день в 11.00. Это был понедельник 30 января 1933 г. В то утро события развивались драматически, вот как они описаны в фундаментальном труде Эриха Эйка.

В последний момент перед тем, как идти к президенту, Гитлер неожиданно высказался о необходимости проведения новых выборов в рейхстаг, о чем во время предшествующих переговоров речи не было по понятным причинам. Гугенберг в отличие от других сразу понял, что дело заключается в выводе из игры президента, и сказал: «нет». Казалось, образование правительства в самый последний момент поставлено под угрозу и Гитлеру уже не стать канцлером. Гугенберг не поддавался ни на какие уговоры, а Гитлер был в отчаянии. Неожиданно в комнату влетел государственный секретарь Мейсснер с часами в руках: «Господа, присяга президенту назначена на 11.00, а сейчас 11.15. Вы не можете дольше заставлять ждать президента». Надо отметить, что Гинденбург слыл до крайности пунктуальным человеком. И в этот момент Гугенберг сдался.

Заставить ждать президента оказалось страшнее, чем выдать весь немецкий народ демагогу. Уговоры Гитлера, Папена, Нейрата Гугенберг мог выдержать, но распорядок дня президента, отличавшегося фанатичной пунктуальностью, нарушить было выше его сил. Годами упрямый реакционер и националист Гугенберг портил жизнь республиканским правительствам, саботировал любой поворот к лучшему в республике, децимировал собственную партию. И вот представился единственный случай, когда его упрямство действительно могло отвратить от немецкого народа опасность, и Гугенберг оказался мягче воска, так как нельзя было заставить ждать Гинденбурга[1169].

В прежней отечественной историографии часто говорилось о заговорщиках, своими кознями приведших к власти Гитлера – это не так. Гитлер законным образом получил мандат канцлера, поскольку он представил доказательство, что не стремится к полноте власти, к однопартийной системе господства. В кабинете Гитлера его сторонники составляли меньшинство, а сам он был поставлен под опеку в силу необычного условия, а именно – пункта, в соответствии с которым он имел право выступать перед рейхспрезидентом лишь в присутствии вице-канцлера фон Папена. Если при образовании этого правительства и случилось нечто незаконное, то речь шла о незаконности и некорректности, направленной против Гитлера: обузданный и поставленный в определенные рамки Гитлер означал вынужденное разрешение беспрецедентного кризиса.

Гугенберг и Папен не без оснований могли считать, что Гитлер быстро образумится и перейдет к будничной работе в кабинете, где у него формально не было никакой возможности маневра. К тому же важнейшие посты министра иностранных дел и обороны занимал сам рейхспрезидент. Но консерваторы вряд ли рассчитывали на ликование и радостное возбуждение, воцарившееся во всей Германии после получения известия о назначении Гитлера. Никогда широкие народные массы не приветствовали и не встречали таким ликованием ни одно правительство Веймарской республики. Даже в маленьких городках были устроены массовые факельные шествия, а на их пути стояли многочисленные воодушевленные зрители. В Берлине по улицам текли гигантские колонны, не нуждавшиеся в полицейской защите и окружённые симпатией наблюдателей[1170].

За рубежом сообщение о назначении Гитлера рейхсканцлером никто не воспринял как катастрофу, для всех это было рядовое событие. Лондонская «Таймс» написала о назначении Гитлера как о «логическом развитии» предшествующей политики[1171].

Для Гитлера же дальнейшее уже было делом техники, все инструменты внепарламентского режима были уже давно готовы, нужно было лишь их использовать, дилетантская попытка консерваторов нажить вместе с нацистами себе политический капитал пошла на пользу только НСДАП. В течение года НСДАП могла перенести культ фюрера на весь немецкий народ и ввести его, как писал биограф Гитлера Й. Фест, «в состояние возбуждения, которое было смесью самообмана, идеализма, страха, готовности к жертве и веры»[1172]. Похоже, вполне искренне описал ситуацию известный немецкий социал-демократ Вильгельм Гейне в письме своему коллеге Карлу Зеверингу в 1933 г.: «В начале этого года я вновь и вновь задаю себе вопрос, как могло произойти, что кучка бездельников и негодяев оказалась у власти и разрушила все то, что было создано демократией. Обычно я нахожу виновников не только в наших политических противниках и неблагоприятных политических обстоятельствах. Каждая партия должна себя спросить, какую часть вины несет она сама. Но я напрасно каждый раз ломаю голову, я должен признать, что не знаю, как должна была действовать наша партия»[1173].

Консерваторы в правительстве сначала были изолированы, а затем и вытеснены. Гугенберг вскоре вышел из правительства и поселился в своем имении. Фест с известным юмором писал, что «редко в истории события столь точно совпадали с ситуацией старинной поговорки, что, садясь за один стол с чертом, нужно иметь длинную ложку»[1174]. Фест резонно спрашивал, а кто, собственно, играл роль черта в этом застолье? На этот вопрос нет ответа. В любом случае в нацистском продвижении к власти ключевую роль сыграло не то обстоятельство, что они были первыми в рейхстаге (коммунисты не смогли бы, даже получив 40 % мест в рейхстаге, прийти к власти), а то, что их поддержал правый политический спектр.

Как писал Эрнст Нольте, переход власти к нацистам представлял собой политический переворот, но никак не социальную революцию. Или это была такая революция, которая не произрастала из войны и не порождала войну гражданскую, не разрушала экономические и политические связи с остальным миром. Однако с этими оговорками все же следует вести речь о всеохватывающей и самой радикальной политической революции из тех, какие когда-либо случались в европейских государствах