Лист лавровый в пищу не употребляется… - Галина Калинкина

Следующий день не принёс послабления, только усилил тиски. Толик не нашёлся. Ребёнка иерея не видали ни на базаре, ни за пакгаузами, ни на платформе, ни у водонапорки. Не объявился пропавший ни у кладбища, ни в храме. Кануло дитё. И взрослым стыдно глаза друг на друга поднять – не сгиб ли малец по их вине и недогляду. Нежданно, до истечения срока ультиматума к церкви Илии Пророка вернулись двое службистов, заявлявшие прежде требования по аренде – те же вислоносый горец, и флегматичный латыш. В новом споре на обстоятельство времени усердно напирал протодиакон. Горец предсказуемо горячился, латыш оставался бесстрастным. Убрались представители Исполкома и ГорФО восвояси ни с чем; то ли логику рассуждений приняли, то ли вид дьячка-калеки смутил, а, скорее, те двое не посвящены в планы начальства и дело своё исполняли формально. Увещевающий их Буфетов выторговал право представить список ответственных мирян ровно в срок. А сроку оставалось один день и одна ночь: четверток и ночь до утра пятницы. В тот день подняться у обезножевшего так и не вышло. Пилюли Евсикова и отвары Варваруни не помогли. Храм не открыли. Промолчали тем днём и Полиелейный с Косоухим, будто проглотив свои медно-литейные языки. Лексей Лексеич плакал и причитал: «Не смог я, отец родной. Не справился. Не оправдал. Но чист, чист перед тобой и Господом. О храме не забывал. Забыл я съесть хлеб мой».

Толпу бородачей и белоплаточниц у закрытой церкви, бурливую, гневную, разогнали четверо конных из третьего участка уголовного розыска Ржевского административного отдела рабоче-крестьянской милиции. Сперва толпа прибывала с рынка мостком через Таркановку и ближе к церковной горке разрасталась. Но как стали конные, с винтовками за спиной, носиться, лошадей направляя в самую людскую гущу, так по тому же мостку народец хлынул обратно. В узком месте создалась давка. Кто-то с перил рухнул, а кто и вброд перешёл на другую сторону, промокнув и хлебнув ледяной талой водицы. Между лошадиных крупов по краю толпы металась женщина в шинели, налысо бритая – назначенный накануне новый квартхоз Алексеевского тупика. Лысая хрипло кричала конникам: «Зачинщиков выглядай, активистов. Я кулугуров знаю. Вредные элементы»

В четверг Муханов закончил с описью.

Подсушивал чернила над лампой без плафона, нещадно слепившей глаза. Вроде ничего не упустил из того, что удалось разузнать в староверском храме. Получилось неплохо, даже красиво. Варфоломеев редко расшаркивается с задержанными священниками. Потому что никогда больше те священники, не возвращались к своим престолам. Напрасно, иерей Перминов повёл себя опрометчиво, небережливо. Метод Варфоломеева предполагает на предварительном допросе извлечь как можно больше выгодной информации. Достигается выгода первой степенью устрашения: когда арестанта из камеры предварительного заключения намеренно водят на третий этаж кружным путём, через подвалы. Доведённого до кондиции допрашиваемого легко расположить к себе. Такой «променад» и «миндальничанье» называлось у Варфоломеева «ходить в носках». Получив искомое и сочтя его недостаточным или, в иных случаях, не получив, далее капитан применял средства второй степени устрашения. Тут к делу не в носках подступали, тут допускались к телу заплечных дел мастера. Как, например, имеющий спрос на все этажи здания – турок Пехлеван, букленистый уголовник из бывших пупкарей-надсмотрщиков. На выступлениях Пехлевана с трёхконцовым адамовым лыком в удушливых подвальных «муфелях» капитан Варфоломеев присутствовал лично. Другое дело, что до второй степени доходило не всегда – не много их, геройствующих, строптивых и независимых, а в сущности, глупых и гордых, не смиряющихся с предрешённой участью.

Чернила просохли. В описи числилось тринадцать пунктов.

«Опись ценных предметов приходского храма Илии Пророка, что в Алексеевой слободе на церковной горке.

Первое.

Запрестольная оборотная икона. На лицевой стороне «Спас в силах», на тыльной – «Ангел пустыни» без крыльев, стало быть, древний образ.

Второе.

Богородничная икона, похоже, с золоченым басманным окладом. На ней сканая вызолоченная цата. Сверху коруна с тёмно-красными анмальдинами. В руках держит скипетр и державу. Есть привесы с золотыми крестами нательными, с кольцами венчальными, с серьгами из изумрудов и сапфиров, но мало, счетом не больше десятка.

Третье.

Образ Спасителя с врезкой и медным складнем, с «рубашкой» – чёрной тканью на тыльной стороне.

Четвертое.

Резной ковчежец для Креста. По виду золотой, но не сильно тяжёлый в силу размера, что в нём, не имею сведений.

Пятое.

Икона «Воскресение Словущих» со ставротекой из позолоченного серебра, сзаду с малиновой бархатной подкладкой.

Шестое.

Ларец золотой, филигранный, с частицами Честного Древа. И, видно, стенки полые, облегчённые.

Седьмое.

Миниатюра с чудесами в серебряной кивотке, похоже, строгановского письма. Фигуры святых с маленькими головами, длинные и тонкие, звери мелкие.

Восьмое.

Икона «с чудесами». Редкий образ примерно шестнадцатого-семнадцатого веков «Принесение Божией Матери в церковь» с мощевиком внизу. На заднем виде вырисованы столы с трапезой.

Девятое.

Образ «Похвалы Божьей Матери» храмового размера, с резными оплечками, жемчужной обнизью. Ликом сильно закоптелая, как из годуновского времени.

Десятое. Дароносица и дарохранительница.

Одиннадцатое.

Икона «Огненное восхождение пророка Илии», без ризы.

Двенадцатое.

Выносной крест с серебряной иконой Илии Пророка.

Триннадцатое.

Остальное: крест напрестольный «Распятие Христово», должно аршина в три. Киотные кресты и по мелочи: минейные иконы, неокладные образы, шестидневы с дешёвым бисерным шитьём по «ризе», но древние. Кадильницы медные, серебряные лампады на цепях, потиры, звездица. Привесов дорогостоящих «с комарову ножку», потому как у местных не особо почитаются привесы. Несколько серебряных стаканов: для пшеницы, для елея, для кагору.

Составил Павел Муханов, на четвёртом году от сотворения Великой пролетарской революции».

Павлец, довольный проделанной работой, лихо преодолел тёмный изломанный коридор третьего этажа до распахнутой двери кабинета начальства. Варфоломеев глядел попеременно в опись и на лицо Муханова стеклянным взглядом бычьих круглых глаз. «То ли подшофе, то ли с перепоя» – оба подумали друг о друге одно и то же. Начальник заговорил первым:

– На псула?!

– Товарищ капитан?

– На псула , я тебя спрашиваю? Что ты мне принёс?! Икона «с чудесами»?! Документа составить не можешь? «Кадильницы медные, лампады на цепях, потиры, звездица… серебряные стаканы…». Это всё в лом пойдёт.

– Товарищ капитан!

– «С маленькими головами…звери мелкие»? Ни веса, ни размера, ни стоимости. Я что из той летописи временных лет понять должен? Ты свои музейные штучки брось. Тут легенду коммивояжерскую исполнять не нужно. Я сам тебе её придумал, искусствовед пшиковый.

– Товарищ капитан! Я всё покажу, каждую вещь знаю, где у них и что.

– Думаешь, я не слыхал, что такое строгановское письмо и годуновское время? Ты с тремя классами церковно-приходскими меня учить будешь? От кого набрался?

– Лантратов разъяснял. Он дока, знаток. Из гимназёров. Ну, помните, тот, что икону