Декабристы. Мятеж реформаторов - Яков Аркадьевич Гордин

Он отправил объяснение Лавинскому и стал ждать дальнейших запросов. Но их не последовало. Лавинский уже располагал достаточными для обвинения данными.

30 апреля 1827 года он адресовался непосредственно к Бенкендорфу.

«Секретно!

Милостивый государь

Александр Христофорович!

…Я достоверно узнал, что Горлов, по доставлении в Иркутск преступников, решась уже отправить их в Нерчинск на судне, которое было приготовлено для перевозки их через Байкал, внезапно переменил свое правильное предположение и поступил, как сказано выше; и что когда к дому Иркутской полиции, в котором они содержались, приставлен был воинский караул, то Горлов дал приказание не только оный снять, но и освободить преступников от оков, по исполнению чего всякий мог беспрепятственно иметь с ними сообщение и некоторые лица даже беспрестанно у них бывали, особенно же некто Жульяни, состоящий учителем в Иркутской гимназии и занимавшийся с тем вместе в канцелярии Главного управления, который по прежнему знакомству с Давыдовым не только здесь с ним виделся, но ездил к нему в завод… что и побудило меня немедленно его уволить из штата Главного управления».

О мотивах, по которым Горлов совершил свое преступление, он писал: «Я подозреваю, не действовал ли на него в сем случае интерес или другие побуждения, не менее предосудительные».

Разумеется, упор делался не на «интерес», то есть взятку, а на «другие побуждения» – политические мотивы.

Теперь дело вышло из пределов Иркутска. Судьба Горлова зависела от императора.

4

Весной 1827 года сенатор князь Куракин был послан ревизовать сибирские учреждения. Вместе с тем поручено было ему присмотреться к тем государственным преступникам, которых встретит он в дороге, и результаты своих наблюдений сообщить Бенкендорфу.

Прибыв в Тобольск, через который провозили в то время декабристов, Куракин принялся за дело.

Он обладал не очень сильным, но систематическим умом. В своих отчетах Бенкендорфу он распределил государственных преступников по определенным категориям. Нас, собственно, интересует одна из них:

«Государственные преступники, следовавшие через Тобольск, кои находились в веселом виде:

Бывшие:

1) Лейтенант Завалишин.

2) Дворянин Люблинский.

3) Канцелярист Выгодовский.

4) Поручик Аврамов.

5) Поручик Лисовский.

6) Штаб-лекарь Вольф.

…Первые трое выделялись особенно своею преувеличенною веселостью и дерзким нахальством.

…Я поставил бы во втором разряде моего сообщения от 18-го июня Повало-Швейковского, Бечасного и Сутгофа: они удручены, – само собой разумеется, но они не показали никакого особенного знака их сокровенных чувствований. Что касается Панова, то что скажу я Вам о нем? Что мое удивление при виде сего молодого человека, столь мало чувствительного к своей участи, было велико? – Это правда. Но что слышать его говорящим то, что он говорил, превзошло меру разума, который даровала мне природа, – и это тоже правда! Дело шло о той цели, которую он и его сотоварищи поставили себе, т. е. просить у императора „конституцию с оружием в руках, чтобы положить“, как он говорил, „границы власти монарха“; это он находит весьма простым и очень естественным; когда же подумаешь, что такие вещи появляются после полутора лет тюрьмы и перед перспективой каторжных работ, – я думаю, что можно без колебания сказать, что этот молодой человек еще не исправился и не раскаялся…

…Теперь остается мне сообщить Вам мои наблюдения о Якушкине и Муханове. Начну с первого, который во всех отношениях может идти наравне с маленьким Пановым, о котором я говорил Вам в сообщении от 9-го июня за № 5. Он имеет тот же непринужденный вид, тот же легкомысленный тон, когда говорит о своих прошлых подвигах, а вместе с тем, несмотря на кандалы на ногах, очень занимается своими красивыми черными усами, к которым он присоединил еще и эспаньолку. Вы согласитесь, что есть от чего „растянуться во весь рост“, как говорит известная пословица: молодой человек 25-ти лет, предающий своего государя, цареубийца хотя бы по намерению, лишенный чинов и дворянства, осужденный на 15 или 20 лет каторжных работ и затем на вечную ссылку, имеет смелость, несмотря на все это, заниматься своей физиономией и находит совершенно естественным, раз войдя в члены тайного общества, не выходить из него по крайней мере до тех пор, пока истинная цель его не будет ему открыта…

Что касается Муханова, то это совсем другое дело… Представьте себе голову льва, лежащую на плечах толстого и большого человека, – и вы получите полное представление о личности, у которой видны только глаза, нос, совсем маленькая часть губ и едва-едва рот; при этом та небольшая часть кожи, которую можно рассмотреть, – пламенно-красного цвета. Остальная часть его головы положительно грива самого яркого рыжего цвета.

Борода его, закрывающая часть лица и окружающая всю переднюю часть шеи, ниспадает вплоть до середины груди, усы его, очень густые и без преувеличения каждый в 4 вершка, свисают по бороде, а волосы невероятной густоты покрывают сверху его лоб, окружают всю голову и падают густыми локонами гораздо ниже плеч. Вот точный физический портрет этого человека. Что касается моральной стороны, то что скажу я Вам? Привыкнув подходить к этим людям с мягкостью, как к людям достаточно несчастным и вызывающим жалость, и желая внушить им этим более легкости в откровенном выражении их мнений, я хотел так же начать и с этим, но представьте себе мое изумление, когда на вопрос (всегда тот же самый), довольны ли они офицерами, которым поручено их сопровождать, – вместо того, чтобы получить спокойный ответ, какой я до сих пор получал, я увидел человека, который смеется мне прямо в лицо и, насмехаясь и повторяя мой вопрос, говорит мне: „Доволен ли я офицерами? Мой бог, вполне, да я всем вообще доволен!..“ Хотя и пораженный, я сохраняю хладнокровие и предлагаю ему сказать мне, нет ли у него какой-нибудь просьбы, достаточно ли, по времени года, он тепло одет. Новый смех, после которого он говорит мне: „Я ни в чем не нуждаюсь, решительно ни в чем, кроме пары холодных сапог: мои сносились, я заказал их и прошу Вас приказать подождать их и не выступать ранее их получения; однако, если это представляет хоть малейшее затруднение, я могу обойтись и отправлюсь в тех, которые на мне… В конце концов Вы подумаете, что у меня медный лоб? Нет, у меня просто большая сила характера; я сознаю свое положение, подчиняюсь велениям провидения и полагаю, что, не будучи в состоянии изменить своей участи, лучше переносить ее с мужеством, чем позволить дать унизить себя малодушием, недостойным человека и к тому же ни к чему не служащим. Я прекрасно знаю, что