Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

резко закачался на передних, подбросив задние высоко к небу. Наконец Куана не удержался и взлетел по широкой дуге. Его тело подпрыгнуло, ударившись о землю. Некоторое время он лежал неподвижно, давая боли немного утихнуть. Хорек подошел к нему и озабоченно фыркнул в ухо, а потом принялся искать коренья, которые Куана иногда ему приносил.

Когда подбежала Надуа, Куана ворочался на земле и смеялся. Хорек щекотал его, дуя на живот и ребра и тыкаясь мордой в поясницу. Он пытался добраться до мешочка с едой, который висел у Куаны на поясе. Надуа погладила коня по шее и дала ему чертополоха, чтобы отвлечь. Пока конь осторожно жевал его, блаженно закрыв глаза, Куана откатился в сторону, встал и похромал за матерью, на ходу выдергивая из руки большие колючки кактусов.

— Я принесла сумку со снадобьями, — сказала Надуа. — Думала, тебе понадобится. Сейчас смажу эту ссадину.

Колени Куаны были ободраны и кровоточили.

— Потом. Я хочу снова на него сесть.

Пока Хорек наслаждался второй порцией чертополоха, Куана снова вскочил ему на спину. Конь несколько раз вяло подпрыгнул, а потом начал резвиться. Сначала он принялся гарцевать, натянув наброшенную на шею веревку, которую Надуа все еще держала в руках, и несколько раз обошел ее рысью.

— Сейчас я отвяжу веревку с шеи, — крикнул Куана. — Он учится так быстро, что уже к вечеру будет слушаться моих коленей!

Он нагнулся вперед, чтобы ослабить узел. Хорек с мягкой грацией перебросил мальчика через голову. Куана лежал на спине, удивленно глядя на коня. Надуа согнулась пополам и присела на корточки от смеха.

— Да, это займет больше времени, чем я думал, — сурово сказал Куана.

Хорек стоял, покорно склонив голову, будто падение было ужасной ошибкой, за которую он от всей души извиняется.

— Сероглазый, ты выбрал самого умного коня, которого я видела со времен Мрака. Он не выдает своих намерений даже ушами. Меня он тоже одурачил.

Мальчик встал, отряхнулся и снова направился к коню, стараясь не хромать.

— Подожди, сероглазый. Дай ему отдохнуть, — сказала Надуа, разглядывая Хорька.

— Я должен сесть снова. Я должен показать ему, кто здесь главный.

— Не думаю, что с ним это сработает. Он просто хочет, чтобы ты понял — ты его не победил. Он хочет дружить, но на собственных условиях. Почему бы тебе не отвести его на реку и не напоить, не вытереть? Выбери все колючки из хвоста и гривы, почисти его. Говори с ним, как с другом. Тогда завтра он наверняка позволит тебе ездить на нем.

— Ты так думаешь?

— Да.

— Хорошо, как скажешь. — Куана подобрал повод, но не стал его тянуть, а просто перебросил через плечо.

Хорек тонким ржанием позвал Ветер следовать за ними. Он успел привыкнуть к старой кобыле за те три дня, пока был привязан к ней в буквальном смысле. Надуа развернулась было, чтобы вернуться к своим занятиям в типи.

— Мама, пойдем с нами! Я приготовлю нам лапки кузнечиков.

— Не понимаю, как вы, мальчишки, можете играть целый день, перекусив всего лишь этими лапками? Мне кажется, на ящерицах мяса было бы больше.

— Его больше. Но кузнечики вкуснее.

— Ты что, собираешься и Малыша съесть?

Куана испуганно посмотрел на нее.

— Я ни за что не съем Малыша! Это же лучший борец в лагере!

Надуа это прекрасно знала. Весь угол типи, отведенный для Куаны, был завален вещами, которые тот выиграл, делая ставки на Малыша. Мальчишки нередко связывали двух кузнечиков коротким обрезком жилы и заставляли их драться или убегать. То насекомое, которое первым оказывалось на спине, считалось проигравшим. Куана часто выигрывал благодаря Малышу — огромному кузнечику размером почти с кулак его владельца. Куана прозвал его Малышом, чтобы другие мальчишки охотнее делали ставки на своих кузнечиков. Но слава о нем разошлась так широко, что в племени уже никто не отваживался ставить против него, и Куана берег бойца на случай, если рядом встанут лагерем посторонние.

Куана шагал рядом с Надуа, в красках описывая дальнейшую работу с Хорьком. Время от времени ему приходилось переходить на бег, чтобы не отстать от длинноногой матери. Кони шли следом. Всякий раз, когда Хорьку казалось, что ему уделяют недостаточно внимания, он толкал мальчика мордой между лопаток, едва не сбивая его с ног.

Сержант Мак-Кенна накрыл спину коня мешковиной и аккуратно уложил поверх нее вальтрап, тщательно разгладив складки. Стереть спину коня значит напроситься на наказание и, что еще хуже, — на всеобщее презрение. Но Мак-Кенна и без того был бы осторожен.

Кейси лечил язву на коже своего скакуна каломелью, но когда он попытался присыпать ранку белым порошком, порыв ветра швырнул его прямо в лицо, и Кейси громко чихнул.

— Мак, а ветер здесь всегда так дует?

— Не-а. Недельку-другую подует, потом передумает и на какое-то время усилится. Когда-нибудь тебе понравится постоянно жрать едкую пыль. Человек способен вытерпеть что угодно, кроме снятой кожи. Я как-то видел, как тонкава сдирали кожу с живого пленника. Бедолага недолго протянул после этого.

— Боже правый!

— Личинки на твоем коне есть?

— Ага. Никогда такого не видел. Эти чертовы мухи откладывают яйца в любую ранку, в любой порез.

— Это они умеют… Вот черт! — пробормотал Мак-Кенна. — А вот и горнист. Хоть бы они уже потеряли где-нибудь эту адову трубу. Сдается мне, эти офицерики из Вест-Пойнта жизни себе не представляют без горна. У капитана Оукса, наверное, горнист постоянно наготове и трубит всякий раз, когда капитан изволит пускать газы. Знаешь, что Сэм Хьюстон говорит о выпускниках Вест-Пойнта? Проще положить куриные яйца в орлиное гнездо и вырастить из них орлов, чем вырастить генералов из бездарей. Хотя, по правде сказать, они не хуже многих. Еще бы поменьше дудели в свои дудки, и цены бы им не было.

Шерстяные штаны Мак-Кенны были заношены до дыр. На внутренней поверхности бедер и на седалище виднелись кожаные заплаты. Расстегнутая до середины свободная рабочая куртка когда-то была темно-синей, но сейчас выцвела и отдавала лиловым. В подмышках темнели пятна пота, а воротничок истрепался. С утра он умылся, но на лице уже снова осел слой пыли.

Он положил легкое калифорнийское седло на спину своего серого коня и затянул подпругу. Затем отряхнул большое кожаное покрывало, служившее ему и матрасом, и подстилкой, и накрыл им седло, продев седельную луку в отверстие в коже. Покрывало защищало седло и спину лошади от дождя.

Кейси набил седельную сумку суточным пайком из пеммикана и сухарей, картошки, муки, чая, сахара и сала. Прежде чем пристроить плоскую деревянную флягу поверх седельной