1916. Волчий кош - Тимур Нигматуллин

– Господин Тропицкий! Добрый день! – произнес с акцентом человек. – Я сорри, прошу просчения… Вэксел купетц Эгоров… Вы заняты? Сорри… Тудэй… Сегодня вечером плэй…

Человек заметил стоящего у стены Халила.

– Сорри… – повторил он и закрыл за собой дверь.

Тропицкий взглянул на Халила и неожиданно рассмеялся, закрывая лицо ладонями. Смех Андрея Ивановича с каждой секундой становился все громче и громче, пока наконец не превратился в сплошной тихий хрип, а затем, перейдя в кашель, затих. Уездный начальник убрал ладони и расстегнул ворот, водя шеей по сторонам, как гусак, завидевший чужую стайку. Лицо его стало пунцовым, глаза превратились в мелкие щелочки, а набухшие веки, как лошадиные шоры, свисали над ними по бокам. На месте, где еще минуту назад перед Халилом сидел грозный и статный уездный начальник, оказался ярыжка, проснувшийся только что от глубокой пьянки.

– Видишь, брат, какое дело, – неожиданно произнес Тропицкий, – а вдруг и вправду этот Асанов сел с англичанами играть? А? И ты не врешь!

Халил вновь промолчал, не понимая, куда ведет разговор уездный начальник. То, что вошедший был англичанином, понятно по акценту и пиджаку. Кто в степной пыли твид наденет на улицу? Его же чистить потом полдня. Англичанин наденет, наш – нет.

– И в Спасске в загул ушел?

Тропицкий поднялся и, открыв окно, вылил из графина остатки воды на улицу. Затем достал из шкафа бутыль, перелил из нее в графин жидкость. По комнате сразу разнесся запах спиртного.

– Долго ли в загул уйти? Недолго. В карты заиграть тоже недолго. Но Асанов-то не Егоров и не Силин. Сколько труда стоило эти бумаги получить… и надо же, в карты сел играть. Или все-таки ты врешь?

Налив водку в стакан, Андрей Иванович молча выпил ее и снова налил из графина.

– Вот ты молчишь… а я думаешь не знаю, о чем думаешь? – задумчиво спросил он и сразу же ответил на свой вопрос: – Знаю! Думаешь, как расчет получить! Угадал? Ну… Халил… Угадал же? Как тебя по батюшке? Хабибулаевич ты вроде. Так вот, Халил Хабибулаевич. Я, как русский офицер, обещаю тебе, деньги ты все получишь. Но только после того, как я в Спасске найду Асанова. Поверю сейчас тебе на слово, что он в Спасске остался, и запрос туда дам на розыск! А за документами Кривца к тебе домой отправлю. Раз верблюды… Как там у вас с горой? Магомет идет сам! Я вот сегодня, значит, Магомет, а ты гора!

– Со мной что? – поинтересовался Халил.

– С тобой? – постучал костяшками пальцев по столу Тропицкий. – А что с тобой? Посидишь до новостей в остроге. Отпустить я тебя не могу. Поверить – поверил, а вот отпустить – по службе не дозволено. Верблюдов твоих не трогаю. Бумаги сами на повозке заберем. Ты, кстати, напиши расписку, чтоб твои отдали без ругани их. Жена вроде дома ждет. Как она? Хотя да… у вас же таких вопросов не задают. Какое, мол, тебе дело до моей жены? Так ведь!

– Так, – побагровел Халил.

– Ну, значит, и я не буду. Давай так! Сидишь тихо, не буянишь. Если твои слова подтвердятся, то я сразу тебя отпускаю, перед народом лично выйду и расскажу, что и почему. Хорошо?

– А если не подтвердятся?

Тропицкий махом выпил стакан и громко крикнул:

– Кривец! Живо ко мне!

Фельдфебель будто подслушивал около двери – в ту же секунду открыл ее и вошел в комнату.

– В острог. До распоряжения! И расписку с него возьми, чтоб тюки отдали. И потом сразу к нему домой за грузом.

Халил молча развернулся и, не давая себя вести под руки, вывернулся от Кривца в сторону.

– Сам пойду! – буркнул он и вышел из кабинета.

– Ну, сам так сам, – поправил Кривец на плече сползающее ружье, – уговаривать не буду, значитца.

Оставшись один в кабинете, Тропицкий долго сидел, молча уставившись на стеклянный графин, закрытый бумажным кляпом. Затем вытащил кляп, развернул газету и расправил ее по углам.

«Газета “Казах” от 23 марта сего года сообщает, – прочитал он отрывок вслух, – что Алихан Букеханов в своей программе “Письма из Петрограда” отвечает на многие вопросы, поставленные мусульманской фракцией в Государственной думе, и считает, что ни один из них не отражает настоящей повестки дня, а именно: земельный вопрос в казахских степях рассматривается властями как не имеющий важности во время вой ны; продолжается обсуждение призыва инородцев в армию, а ответ на него уже дан автором в предыдущих статьях – казахи не способны служить в пехоте и не выдержат казарменных условий. Казахи годятся только для службы в казачьих вой сках…»

Тропицкий, снова скомкав газету, воткнул ее в графин и тихо сказал, запрокинув голову:

– А если не подтвердятся, то уже к казакам…

Глава 7. Казацкая степь

Феодосий, как и обещал, вернулся в город до наступления темноты. Пастухи только коров в город повели, как он через Северный выгон проскользнул на кривые улочки Рабочей слободы. Успел, пока заставы казачьи на ночные смены еще не зашли – не сковали Акмолинск ночными пропусками.

С начала волнений в степи, с весны, по уезду обязали казачьи караулы по ночам дежурствами стоять. После приказа о мобилизации новые силы нагнали, опасались бунты пропустить. Из Омска что ни день, то новости одна за другой прилетают. Сухомлинов не зря хлеб ест, не зря должность губернаторскую занимает: по всему уезду, как слепней у хвоста коровьего, казачьих отрядов развелось. Раньше они по станицам сидели, в степи не лезли. Да и зачем? Одни у других баранов увели? Барымтой промышляют отдельные аулы? На это у них свои бии есть. Бий как скажет, так и будет. Решит, чтоб конями возместили ущерб, – отдадут, решит, чтоб пастбищами, – перекочуют в другое место, свое отдадут. Казаков туда гнать незачем, своих дел хватает.

Сегодня с Кашгаром мир, Бухара с Хивой носы высоко не задирают – боятся, чтоб как с Кокандом не получилось. Кокандского ханства уже нет – разрушил тридцать лет назад крепость Махрам генерал-адъютант Кауфман, и все ханство в область Ферганскую уместили. С ханствами сейчас тишина. А если ихэтуани в Китае проснутся? Завтра полк на помощь семиреченским или в Маньчжурию отправят… Кто за хозяйством смотреть останется, кто на линии стоять будет?

Степь на то и степь, что баранов друг у друга воруют, пока станицы крепко стоят, а как роты уведут с выселок и линию обескровят – все! Начнут заново белую кошму искать да ханов на ней поднимать. И вновь запылают города да аулы,