1916. Волчий кош - Тимур Нигматуллин

– Деньги из банка! – сказал Литвин. – Касса нужна!

Иманов хмыкнул, и Литвин напрягся. Или да, или нет!

Если нет, то нужно дать Феодосию знак, чтоб решал сразу с Имановым… Желательно без шума!

– Вот поэтому англичанам я отказал, – вскользь сказал Иманов и развернул карту вверх ногами, – до банка я через управу пройду!

– Зачем? – Литвин посмотрел на дверь и решил, что Иманова уберет сам, Феодосий не нужен. – Зачем тебе управа?

– Там списки на вой ну, – спокойно сказал Иманов, – если землю мы свою уже обратно не заберем, то хоть людей от фронта укроем.

Убирать нужно было сейчас. Литвин, сидя за столом, незаметно опустил левую руку вниз, вытащил из голенища сапога револьвер, навел дуло в сторону Иманова и вдруг стукнулся им обо что-то железное. Он осторожно сдвинул ствол револьвера влево, и препятствие, чуть отодвинувшись, оказало сопротивление – повело в обратную сторону. Литвин понял: степняк тоже держал его на мушке.

– Я думал, мы договорились, – глаза Иманова насмешливо блеснули и вновь потухли, словно болотца сковались льдом. – Мне твои деньги не нужны! Соглашайся, русский!

– Начало в девять вечера…

Литвин почувствовал спазм в груди и опустил револьвер.

– Я сам уйду!

Иманов встал из-за стола и направился к выходу. Надевая перед дверью борик, он обернулся к еле сидящему Литвину:

– К баксы тебе надо. Они такую болезнь лечат!

Во дворе уже полностью стемнело. Со всех сторон квакали жабы, создавая по округе такой шум, что Феодосию казалось, будто он не в темном закоулке Рабочей слободы, а на ипподроме, где болельщики и жокеи, перекрикивая друг друга, подбадривают лошадей. Феодосий пару раз запустил даже камушком в особо крикливые уголки двора, чтоб спугнуть обнаглевших жаб, но те, на секунду затихнув, продолжили квакать еще сильнее – уже с возмущением.

Попрощавшись с Нестором до завтра, он остался дежурить у больного Литвина, чтоб в случае приступа быть рядом и успеть сбегать до Акулины. Нестор объяснил, где живет знахарка, и Феодосий, выходя курить, смотрел на виднеющуюся сквозь лунный свет макушку Шубинской сопки, у подножья которой стояла хата Акулины. Однако приступа у Литвина не случилось. После ухода Иманова революционер уснул и мирно сопел, укрывшись легкой простыней. Феодосий подходил к нему каждые десять минут, прислушиваясь к дыханию, проводил по лбу ладонью и снова шел курить, поглядывая на сопку.

После очередной проверки больного Феодосий закурил уже на выходе из двора и быстрым шагом направился в сторону Шубинской сопки, перебираясь из одного безымянного переулка в другой. Пару раз попав ногами в лужу, он старался идти вдоль низких деревянных заборов, цепляясь за них руками.

– Оторвешь – башку снесу, – раздался сиплый голос с другой стороны забора.

В темноте не разглядев говорившего человека, Феодосий буркнул в ответ, что за такие разговоры сам башку снесет.

– Никак Феодос! – признал его человек. – Чего забыл у нас? Чего в темноте бродишь?

– Дом Акулины ищу. Знахарки! Заплутал!

– Вон, – человек чиркнул спичкой и указал в сторону стоящей впереди хаты с низкой, почти у самой земли, крышей, – вон мазанка ее. А чего она вам всем сдалась седня? То Нестор искал, то казаки пришлые. То…

Не дав договорить человеку, Феодосий переспросил:

– Казаки?

– Ну да! Недавно тока шли к ней. Самих не знаю. Не из наших. Уральские вроде.

– А обратно?

– Што обратно? А, не… обратно не вертались еще. Я же огороды от мордвы храню. А то ворують. Не видал еще казаков.

Сердце Феодосия забилось, словно билó об вал губы колокола, расшатанное звонарем. Он отцепил руки от забора и, уже не обращая внимания на лужи и грязь, побежал в сторону дома Акулины.

Казаков рядом с домом не было. Открыв калитку, Феодосий осторожно зашел во двор и оглянулся по сторонам. Луна местами выхватывала из темноты связки дров, сложенные у стены, разбитые колеса от телеги, прислоненные к стене, корыто возле крыльца. Феодосий подошел к окну и прислонил сложенные ладони к бычьему пузырю. Сквозь мутную пленку виднелся слабый отсвет свечи. Дома! Не раздумывая более, он метнулся к двери и постучал. Если Акулина одна, хорошо – спрошу, как дела, и к Литвину обратно уйду, а если нет? Если не одна? Что делать? Спросить, все ли ладно? Да и кто он такой, чтоб проверять, по какому делу к ней пришли казаки? Муж? Друг? Товарищ по партии? Кто он? Феодосий и сам не знал, зачем и почему потащился к этой рыжей знахарке, оставив больного Литвина дома. На стук никто не ответил, и Феодосий повторил его уже более настойчиво, тарабаня костяшками пальцев по худой, сколоченной из штакета двери.

– Гриша, – отозвался чей-то мужской голос, – забыл, где вход, што ля? От чертовки голову свело? – Говоривший гулко рассмеялся от своей шутки. – Курить оставь мне!

Феодосий слегка толкнул дверь и, придержав ее от скрипа, протиснулся во мрак сеней. На ощупь, вытянув руку, он дошел до следующей двери и надавил на нее пальцем. Дверь открылась, и Феодосий увидел перед собой мужика с опущенными до ступ портками. Мужик, вглядываясь в темноту, щурился, и свеча, горевшая на небольшом круглом столике, освещала лишь его самого и лежащую на кровати женщину с разодранной по передку юбкой и задранной выше груди рубахой. Лицо женщины, превратившееся в кровавое месиво, походило на засохшие остатки борща, и не разобрать было, кто лежит на кровати. Феодосий молча достал из голенища тесак.

– Ты кто? – наконец рассмотрев лицо вошедшего, спросил мужик. – Чаго тебе надо тут? А? Гриша! Гости у нас! – заорал он, попятился назад и, не удержавшись на спутанных портками ногах, грохнулся на земляной пол хаты. – Гриша!

Крик раздался так сильно, что Феодосий на миг вздрогнул, и рука его с зажатым тесаком опустилась.

– Гриша-а-а… – вновь позвал мужик, но уже хныча и отползая все дальше и дальше от появившегося перед ним острия.

Свеча, заиграв пламенем, озарила искривленное от ужаса лицо лежащего, и Феодосий, наклонившись к нему, со всей силы вонзил тесак прямо в грудину. До ручки, по самую рукоять!

– Ты… – Акулина очнулась и, ворочаясь, прошептала: – Я знала… что придешь…

– Лежи, – подсел к кровати Феодосий.

Он осторожно убрал налипшие на глаза Акулины волосы, спустил задранную к шее рубаху, прикрыв грудь.

– Я к доктору сбегаю. Все вылечит… Меня знаешь как на пересылке жандармы уделали однажды, живого места не было, а выжил…

– В остроге еще слаще будет!

Феодосий, услышав голос за спиной, бросил взгляд на воткнутый в тело мертвеца тесак и потянулся было к нему.

– Не успеешь! – утвердительно