Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин

жизни, перед нами трудный путь. И не может, не имеет права определить судьбу все­го народа какая-то кучка казахов из города и окрестных аулов. Дело это решит население всего Семиречья. А где представители уездов и волостей, где Сят и другие вожа­ки? Их нет здесь. Как же вы можете говорить за всех, вы разве знаете думы народа? За кого будут отдавать свои жизни казахские джигиты? Я знаю, что они думают. «Пусть лучше мы останемся на родной земле и погибнем здесь...»

Поднялся шум. Токаша поддержали Жунус, Саха и Курышпай:

— Верно!

— Не дадим джигитов!

— Чем идти на смерть с поникшей головой — лучше умереть в борьбе за свободу.

Джайнаков побледнел, толчком опрокинул стол, на котором были разложены бумаги,— они разлетелись в стороны.

— Бокин! — крикнул он Токашу дрожащим от злобы голосом. — Ты опять за свое... Не затевай смуту! Убирай­ся отсюда поскорей!

— Не бери много на себя, — бросил Джайнакову Токаш,— не говори за всех казахов.

— Прекрати болтовню, Бокин. Указ царя надо вы­полнять!

— Где тебе думать о судьбе народа,— продолжал с презрением Токаш.— Тебе, слабому умом человеку. Ради своего благополучия ты пойдешь на подлость и продашь лучших джигитов.

— Проходимец!—завопил Джайнаков, потрясая ку­лаками.— Игрушка тебе царь? Мразь!

Токаш вздрогнул, как от пощечины, отвернулся, стис­нув зубы. Тут взгляд его упал на камчу, которую держал торговец Закир, сидевший рядом. Выхватив у него на­гайку, Токаш бросился на Джайнакова. Саха хотел было удержать его, но не успел. Токаш, скомкав плеть, уда­рил черёнком невзрачного Джайнакова, и тот упал нав­зничь, как от удара саблей.

Токаш пошел прочь, не взглянув на Джайнакова, сжи­мая черенок камчи. Он думал: «Без нужды саблю не вынимают, без славы не вкладывают в ножны. Сабля вынута...»

Его догнал Курышпай. Токаш тихо сказал:

— Приходи вечером ко мне, скажи Сахе и Жунусу...

Бокин жил на квартире у часовщика Эрмиша. Он за­нимал просторную комнату, окна ее выходили в яблоне­вый сад. В летнюю тихую погоду в раскрытые окна нес­лось журчание арычной воды, щебетание птиц, комнату наполняли запахи фруктового сада.

Вчетвером они сидели на разостланном одеяле. На почетном месте — Жунус, перед ним полная чашка ку­мыса. Он только что высказал все, что думал, и теперь посматривал на Токаша, ожидая его слов.

— Я с вами согласен, Жуке. Пожелаем же счастли­вого исхода нашему делу.— Токаш повернулся к Сахе.— Ты останешься здесь, в Верном. Мы с Курышпаем будем в Чемолгане. Жуке поедет в Кастек. Где мы будем после Чемолгана, пока сказать трудно, сообщу потом. Твое де­ло, Саха, следить за действиями губернатора и сообщать нам об этом. Ну, как думаешь?

— Русские говорят: «Лиха беда начало.» Стоит нам начать, и никакая сила не остановит. Народ в движении, как льдины в реке — одна подталкивает другую.— Саха улыбнулся Токашу и закончил уверенно:— Я здесь най­ду друзей среди русских рабочих.

— Хорошо. Я дам тебе адрес одного человека. Преж­де всего установи связь с ним...

Поздно вечером Токаш с Курышпаем приехали в Че- молган. Аул еще не спал. Известие о мобилизации ка­захских джигитов встревожило всех, люди, от мала до велика, были подавлены. Огни всюду потушены. Толь­ко в одной юрте, большой, серой, стоявшей в центре ау­ла, сквозь решетки, не закрытые вверху кошмой, про­свечивал огонь. Когда Токаш открыл дверь, свет вы­плеснулся на землю, как вода из ведра.

Справа на свернутом вчетверо одеяле сидел Сят: бро­ви нахмурены, лицо в глубоких морщинках. Как он по­старел! Токаш виделся с ним недавно, сразу же после возвращения из Петрограда. Тогда он удивился: молодец, совсем молодой! И состарится ли когда-нибудь этот смуг­лый, рослый, крепкий, как карагач, Сят! И вот...

Сят поднял голову, усмехнулся, узнав Токаша,— ви­дать, обрадовался.

— Тяжелое время для народа, очень тяжелое,— ска­зал Токаш после обмена приветствиями.— Конечно, вы все слышали. Настал момент для испытания мужества наших джигитов. Что скажете, Сят-ага?

Сят задумчиво погладил остроконечную бороду, отве­тил вопросом:

— А как ты сам думаешь, что на душе?

— Чем погибать на чужбине, лучше бороться на род­ной земле. Сколько можно терпеть произвол царя и его палачей, вроде Малышева!

Усталые серые глаза Сята засветились радостью, он протянул руку Токашу.

— Я надеялся только на тебя, верил в твое муже­ство. И не ошибся. Благословляю тебя, сынок. В добрый путь!

На следующий день в горах Ушконыр Токаш встре­тился с Бекболатом Ашекеевым. Они разослали во все концы Верненского уезда гонцов и созвали на Ушконыре совет из самых смелых джигитов, пользующихся уваже­нием народа. Здесь было принято клятвенное обещание: «Один за всех, и все за одного». Ночью Токаш и Бекбо- лат устроили военный совет: решили наступать одновременно на Верный и Пишпек, с тем чтобы не дать противнику объединиться. Захватить Пишпек, а также районы Токмака и Иссык-Куля должно было ополчение из киргизских джигитов. Казахским джигитам предстоя­ло перерезать тракт между Верным и Пишпеком, пре­рвать телеграфную связь и наступать прямо на област­ной центр Верный — оплот царизма в Семиречье. Обо всем договорились — о месте сбора людей, о начале дей­ствий, о связи между отрядами.

На следующий день восстание началось. Сигнал к боевым действиям дал Токаш, с группой джигитов он дерзко напал на село Самсы. Находившийся в селе отряд атамана Малышева бежал. Курышпай с джигитами обо­рвал телеграфный провод и сжег столбы. Ночь ополчен­цы провели в чемолганских горах. Дальше на пути наступающих лежало село Чиень. По слухам, отряд ата­мана Малышева, отступивший в беспорядке из Самсы, группировался в этом селе. Может быть, из Верного на­правлены сюда свежие силы? Токаш не имел сведений о положении в городе — от Сахи ни звука. А вести слабо вооруженных джигитов в лобовую атаку на Чиень—зна­чило рисковать многими жизнями. Зачем?

Он решил обмануть противника, вынудить отряд атамана сдаться — тогда у повстанцев будут винтовки, пулеметы и достаточно боеприпасов.

Токаш с неразлучным, верным Курышпаем, оба без оружия, поехали в Чиень. В селе кутерьма, солдаты и казаки сновали, как муравьи в муравейнике. Не разду­мывая, Токаш пошел прямо в штаб. Малышева там не оказалось, отрядом руководил какой-то офицер, моложа­вый, все еще не пришедший в себя после вчерашнего бегства. Токаш рассказал офицеру:

— Ездили мы в горы, в сторону Пишпека, собирать лекарственные травы. На обратном пути, на перевале Ала-Тау, наткнулись на вооруженных людей. То были повстанцы — киргизы. Они устроили нам допрос, хотели задержать. Насилу отделались...

— Ах, вот с кем у нас была стычка!— оживился офи­цер.—Так где