Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин

— Пойдемте, я покажу.

Офицер собрал отряд. Токаш пошел впереди, как про­водник. «Двум смертям не бывать, а одной не мино­вать»,— рассуждал он. Когда стали взбираться на высо-

кую крутую гору, сверху на солдат лавиной посыпались камни, поднимая пыль, сотрясая грохотом воздух. Это ополченцы Бекболата Ашекеева сталкивали сверху ка­менные глыбы.

— Беда, горы разламываются!—крикнул Токаш, и вместе с Курышпаем они свернули на узкую тропинку.

Офицер опешил, но скоро догадался, что допустил непростительную ошибку. Он приказал солдатам стре­лять в «проводников», но те уже скрылись за каменными выступами гор...

А когда Токаш и Қурышпай заехали в Чемолган, то узнали, что Сят арестован.

Кто это был — посланец от Сахи или шпион—пока оставалось загадкой.

К вечеру в аул приехал сам Саха. Оказалось, что он никого не посылал в Чемолган, а после того, как Токаш узнал городские новости, стало ясно, что в Чемолгане побывал шпион.

Недавно военный губернатор Фольбаум вел серьез­ный разговор с Ибраимом Джайнаковым. На вопрос гу­бернатора: «Кто главный мятежник?»—Джайнаков, го­ворят, назвал имя Бокина. Губернатор дал приказ вы­следить и арестовать Токаша.

Токаш спросил Саху, удалось ли ему установить связь с Юрьевым, с тем самым русским большевиком, адрес которого он дал Сахе в городе. Оказывается, Саха не смог встретиться с Юрьевым. Расстроенный Токаш посо­ветовал Сахе непременно познакомиться с Юрьевым, соб­людая осторожность, чтобы не навлечь на ссыльного большевика беды.

— Это вернейший человек,— говорил Токаш,—он может нам помочь. Нам нужен только совет. Скажи, что оправдаем его доверие. А где сейчас Ташен, тот самый, с кожевенного завода?.. У него среди русских рабочих много закадычных друзей.

Ташена Утепова Саха разыскал и через него нашел много новых друзей, готовых помочь...

Саха уехал обратно в город. В этот же вечер Токашу сообщили, что неподалеку, в ауле Акши, остановились на ночлег три неизвестных человека. Токаш послал туда Курышпая — разузнать, что это за люди. Курышпай вер­нулся встревоженный:

— Думаю, что эти трое подосланы атаманом Малы­шевым. Как говорится, на языке у них медок, а на серд­це ледок. У одного за полой халата — кинжал...

Курышпай был хладнокровным, бесстрашным джиги­том. А после поездки в Акши его будто подменили, он нервничал, не находил себе места.

Это заставило Токаша насторожиться. Подумав, он решил сам съездить в Акши. Кроме Курышпая взял еще трех джигитов.

Но тех, кого они хотели захватить, уже и след про­стыл. Из разговоров с жителями Акши Токаш узнал, что среди трех неизвестных был и чернобородый, ночевавший недавно в Чемолгане.

— Уж не Закир ли выдал Сята?— подумал Токаш.

В Чемолган друзья вернулись в тревоге: шпионы и предатели подбираются к Токашу. И все же он решил не отступать. Надо расправиться с атаманом Малышевым. Взяв с собой Курышпая, Токаш поехал прямо в Каскелен.

Ночь... Станица окутана тьмой, но дом атамана ви­ден — большой деревянный дом под железной крышей, два окна его слабо освещены.

«Апырмай, как звонко цокают копыта коней по мос­товой! Атаман, конечно, выставил охрану. В самом деле, вон что-то чернеет — наверняка часовой. Что же делать? Оставить коней и пойти к дому пешком? Опасно — потом не убежишь...»— думал Токаш.— А что, если... Они свер­нули в сторону, сняли с себя нижние рубахи, разорвали их и обмотали коням копыта. Потом дали круг и подъе­хали к дому. Токаш бросил поводья Курышпаю и прыг­нул через плетеный из лозняка забор. Во дворе стояли повозки и оседланные кони. Токаш вплотную подошел к дому. Окно, выходящее во двор, оказалось открытым, тихо шевелилась и шелестела колеблемая сквозняком шелковая занавеска. Токаш осторожно приподнялся на цоколе и заглянул в окно.

В комнате было двое: один в военной форме, с длин­ной густой бородой, с очень белым, изнеженным лицом— атаман; другой, с черной бородкой и редкими, как у ко­та, усами — Закир Исабаев. Успел уже, предатель! Док­ладываешь, где сейчас Токаш!..

Двоих на мушку не возьмешь. Токаш выбрал атама­на, достал из-за пазухи револьвер и дал подряд несколь­ко выстрелов. Он не помнит, как перемахнул через забор и вскочил в седло. И тут только заметил, что потерял камчу, очень приметную, с черенком, винтообразно опоя­санным узкой медной лентой, ту самую камчу, которую вырвал у Закира...

«Досадно, что я уронил ее»,— пожалел Токаш еще тогда.

Глава 2

Тяжелая железная дверь камеры открывается мед­ленно, со скрипом. Перестукивание с Сахой, воспомина­ния освежили Токаша, он быстро поднялся с нар.

В камеру вошел надзиратель.

— На допрос!

Все одно и то же: после полуночи —допрос до утра, а потом — не успеешь вздремнуть — подъем. До обеда спать не дают, затем опять допрос.

Токаш ослабел от постоянного недосыпания. Человек долго выдерживает голод, но без сна, оказывается, через трое суток может лишиться рассудка. Надо иметь боль­шую силу воли, чтобы не отчаяться. Токаш делал гим­настику, думал, мечтал и этим поддерживал себя.

Надзиратель вел Токаша по темному и хорошо знако­мому извилистому коридору. Вышли на свежий морозный воздух. Во дворе, в небольшом отдельном домике, нахо­дился кабинет начальника тюрьмы, напротив, тоже в особнячке,— кабинет следователя. Окна светятся, здесь не дремлют и знают свое дело. Токаш вошел в кабинет следователя.

Кроме знакомого уже помощника прокурора, челове­ка безжалостного и черствого, в темном углу кабинета си­дел еще кто-то. Лица его не было видно. Токашу запом­нился только крючковатый нос: показалось, что из полу­мрака смотрит хищник. На столе лежала знакомая камча, рукоятку ее спиралью обвивала желтая медная лента, сейчас очень похожая на змею. Толстая плеть, из восьми полосок ремня, инкрустация золотыми колечка­ми — все очень знакомо.

Следователь предложил Токашу сесть на какой-то треугольный стул. Это была новинка в меблировке каби­нета. Острые края сиденья так и впиваются в тело.

Вопросы начал задавать не знакомый следователь, а другой, с носом хищника, и Токаш понял, что дело идет к концу.

— Вы Токаш Бокин?— голос тихий, равнодушный.

— Да, я.

— Сколько вам лет?— этот вопрос прозвучал резко, в упор, как будто в возрасте Токаша заключалось все дело.

— Двадцать семь.

Ему задали еще несколько вопросов, на которые То­каш ответил, как и раньше, «не знаю».

— Это ваша нагайка?— опять голос тихий и равно­душный. Таким тоном говорят человеку, обронившему пустяковину: «Это ваше?..»

Токаш пожал плечами.

— Нет.

— Совершенно верно,— как будто машинально отве­тил незнакомый следователь, словно занятый более ин­тересными мыслями, от которых его напрасно отвлекли. И вдруг:— Вы сами, конечно, стреляли в атамана Ма­лышева?

— Нет,— ответил Токаш