Ангел с черным крылом - Аманда Скенандор

Уна мысленно ругала себя за глупость. Как это ни дико, ей лучше было солгать и назваться протестанткой.

– Естественно, двери школы Бельвью открыты для каждой девушки вне зависимости от вероисповедания и достатка ее семьи, – сказала мисс Хэтфилд. – У нас много пациентов-католиков. Но не уверена, что вы поладите с учителями и соучениками…

Уна опять напряглась. Сердце бешено колотилось, в ушах звенело. И все же она смогла взять себя в руки и улыбнуться.

– Мне посчастливилось общаться с очень разными людьми, и я со всеми неплохо ладила. У меня много друзей, и я надеюсь, что найду новых друзей и здесь. В конце концов, сам Иисус говорил и с иудеями, и с язычниками – разве нет?

Миссис Хобсон погладила Уну по коленке в знак одобрения.

– Хорошо сказано, дорогая моя. Можешь быть спокойна: мы не будем судить предвзято из-за твоей веры.

Но кислая самодовольная мина мисс Хэтфилд говорила скорее об обратном… Она вопросительно смотрела на мисс Перкинс. Последнее слово наверняка за ней. Та снова придвинулась к столу и положила перед собой обе руки, не сцепляя их. Это добрый знак. Но она все же немного отодвинулась от Уны и ни разу не улыбнулась в ходе собеседования. Выражение ее лица было неизменным, словно каменным. Словно банковский сейф, который не сможет взломать даже самый опытный вор.

Сердце Уны все так же бешено билось. С каждой секундой ей становилось все тревожнее. И вот в висках застучало так, что она уже едва слышала свой собственный голос. Что делать, если ее не примут? Клэр уже настойчиво требует, чтобы Уна покинула ее дом. У нее столько же шансов выбраться из Нью-Йорка, сколько попасть на остров Блэквелла. Никто не сжалится над ней.

– Я понимаю, что желающих попасть в школу гораздо больше, чем вы можете принять, – сказала Уна, изо всех сил сдерживаясь, чтобы ее голос не дрожал. – И наверняка у них – у многих из них – образование намного лучше, чем у меня. Но уверяю вас: никто из них не видит обучение в вашей школе смыслом своей жизни. Никто, кроме меня.

Повисла тягостная тишина. Гул в ушах Уны чуть стих, став лишь монотонным шуршанием. Что еще она может сейчас сказать? Только упасть перед ними на колени и умолять их принять ее. Уна никогда никого ни о чем не молила на коленях. Ни-ког-да. Даже в тот день, когда оказалась на улице одна без гроша и крошки хлеба в кармане. Но сейчас она готова и на это, если так она добьется своего.

– Мне нравится ваш настрой, мисс Келли, – сказала, наконец, мисс Перкинс, – в нашей профессии нужен сильный характер. Но осознаете ли вы до конца, что учиться в нашей школе трудно? Придется много заучивать и заниматься долгими часами. А за любое непослушание грозит немедленное исключение. Вам это понятно?

– Да! – без колебаний ответила Уна.

Она, затаив дыхание, смотрела, как мисс Перкинс перевела взгляд на двух других дам. Миссис Хобсон коротко кивнула. Мисс Хэтфилд только вздохнула и пожала плечами.

По лицу мисс Перкинс пробежала тень улыбки.

– В таком случае добро пожаловать в Школу медицинских сестер при больнице Бельвью!

Глава 14

Четыре дня спустя Уна снова появилась в стенах большого серого здания на Двадцать шестой улице, но на этот раз уже в роли добросовестной и прилежной ученицы школы медицинских сестер. Собственно, пока в статусе испытуемой, но для Уны не было особой разницы. И она была уверена, что легко пройдет испытательный срок.

Свои нехитрые пожитки Уна несла в чемоданчике, который Клэр отдала ей с условием, что Уна никогда больше не появится на пороге ее дома со своими просьбами. Уна согласилась, хотя не смогла удержаться, чтобы не положить в чемоданчик мешочек с остатками лакричного корня, который не успела дожевать в подвале, и не стянуть со стола Рэндольфа очередную блестящую ручку – на этот раз серебряную.

Слава богу, в этот раз дверь открыла высокая и довольно приятная женщина средних лет, а не заносчивая мисс Хэтфилд. В тот момент, когда за ее спиной закрылась дверь, Уна почувствовала некое облегчение. Пожалуй, впервые с той самой ночи, когда убили Бродягу Майка.

– Мы стараемся, чтобы здесь было максимально уютно и по-домашнему, – сказала женщина Уне, представившись перед этим миссис Бьюкенен, главной экономкой. – После всех ужасов, что вы – нежные девушки – видите в больнице, вам нужна спокойная и комфортная обстановка, чтобы отдохнуть и укрепиться духом.

Это огромное здание не было похоже ни на один из домов, в которых когда-либо жила Уна. И уж точно ни на одно из мест ее обитания после смерти матери. Плотные бархатные портьеры и добротная деревянная мебель с плюшевой обивкой приглушали доносившиеся с улицы звуки. Фойе и кабинет были обставлены очень аккуратно и уютно, но без излишеств, которые Уна часто видела через окна так называемых «лучших домов» города. Даже дом Клэр – хоть и был довольно маленький – был напичкан всякими разноцветными салфеточками, обшитыми кружевами подушечками и блестящими безделушками.

Нельзя сказать, чтобы вся эта роскошь очень нравилась Уне. Она не восторгалась ни домом Клэр, ни особняками на Улице Миллионеров. Естественно, она не могла не замечать позолоченных каминных часов и мраморных напольных ваз. Но она смотрела на них не завистливо, а оценивающе. Сколько она смогла бы выторговать за вон ту золоченую статуэтку? А за те павлиньи перья? А за ту хрустальную вазу?

Здесь, в спальном корпусе – или «доме сестричек милосердия», как ласково называла его миссис Бьюкенен, – убранство было намного скромнее. Конечно, все было не так аскетично, как в благотворительной Миссии или в Доме промышленности, но и не роскошно. Тем не менее, обчистив это заведение, Уна выручила бы кругленькую сумму. Но она здесь не для этого. Дейдре и подобные ей недалекие воровки не смогли бы устоять перед красивыми картинами, украшавшими стены школы, латунными торшерами и изящными фарфоровыми сервизами. А уж в комнатах учениц они бы могли еще лучше поживиться. Но только не Уна. Ведь у нее другие, далеко идущие планы. К тому же это было бы нарушением правила номер десять: воруй у тех, с кем живешь, только если они обокрали тебя первыми.

Миссис Бьюкенен провела Уну по первому этажу. Почти все будущие соученицы Уны прибыли накануне и сейчас устраивались в своих комнатах. Вот почему коридоры такие пустынные. Остальные ученицы были в это время на практике в больнице. Они встретили по дороге нескольких девушек, у которых был выходной. Те из них, кто оторвал взгляд от книги или вязания, приветливо улыбались, но никто из них не проявлял к Уне хоть какого-либо интереса. Ну и прекрасно. Она сюда не подружек искать приехала. Чем меньше ее будут замечать, тем лучше.

За кабинетом была большая столовая для учениц. За ней – небольшая кухня, где можно было выпить стакан молока или перекусить печеньем между основными приемами пищи, а дальше задний двор, где находилась колонка и висели веревки для сушки белья.

– А где туалет? – спросила Уна, ожидая, что миссис Бьюкенен отведет ее в соседний двор с грязным и переполненным общим туалетом для школы и близлежащих домов.

Но миссис Бьюкенен улыбнулась и повела Уну назад. В коридоре она открыла дверь в отдельную небольшую комнату и отступила на пару шагов, чтобы Уна могла заглянуть внутрь. В дальнем углу комнаты на полу был какой-то довольно большой деревянный ящик с закрытой крышкой. За ним вверх шли две трубы, подсоединенные ко второму ящику, расположенному чуть выше. Из угла этого ящика свисала металлическая цепочка с деревянным набалдашником на самом конце. Рядом с этой конструкцией стоял шкафчик с фаянсовой раковиной, а над ним кран.

– Это что такое? – в недоумении спросила Уна.

– Ватерклозет![29] – с легкой улыбкой ответила миссис Бьюкенен.

Уна зашла в комнату, подошла к ящикам и нерешительно приподняла крышку. Она читала о таких туалетах, но видела первый раз в жизни. Под крышкой она увидела еще одну фаянсовую чашу с зияющей дырой, уходящей в пол. Уна как можно скорее закрыла крышку и выбежала из комнаты, пряча нос в рукаве.

– А канализационные газы? – спросила Уна, плотно закрыв дверь и открыв нос. – Ведь от них болеют?

Миссис Бьюкенен лишь махнула рукой.

– Ерунда!