Агдика - Александр Владимирович Быков

– А если я не захочу?

– Как это? Ты же только что хотела уехать?

– А может я здесь мужа себе найду и заживу с ним лучше прежнего? – Агдика пристально посмотрела на Максима.

– Ну и пожалуйста, – обиделся Кусков, – но если не выйдешь замуж, я тебе сызнова говорю, вырасту и сосватаю, мне за тебя приданого не надо, я денег себе добуду своим умом.

– Не кричи, умник, – сделал дружку замечание Максим, – не ровен час, барыня услышит, велит прогнать тебя со двора, лучше ступай домой, поздно уже.

Ванька Кусков ушел. Агдика и Максим остались одни в кабинете Черепанова.

– Ну как тебе сказка? – спросил Титов.

– Очень благодарна, – ответила Агдика, – как будто дома побывала, и даже ветер морской почудился и волны соленые.

– Мне все это кажется чем-то сказочным, вот и бумага Степана Черепанова сказкой называется, если бы не видел тебя, то не поверил бы во все это.

– А в капиталы купецкие бы поверил, откуда они берутся! От наших зверей пушных капиталы!

– Да верю, верю, примирительно сказал Максим, – я же тебя каждый день вижу и понимаю, что ты, хоть и ходишь сейчас в сарафане русском, но все-таки иного народа дочь. Я бы, конечно, посмотрел на тебя в вашей камлейке из рыбьих кишок, чудно же.

– Смеешься?

– Шуткую, ты мне и в сарафанишке мила.

– А если я надену платье, как у маркизы де Помпадур?

– Ну тогда и совсем будешь, как придворная дама.

– Да? – глаза у Агдики загорелись. – А хочешь, я прямо сейчас надену это платье?

– Хочу!

– Приходи ко мне тогда через четверть часа, я буду готова.

– И приду!

Агдика побежала к себе в комнатку на первом этаже, достала сшитое в Вологде платье, надела, повертелась перед зеркалом, что-то вспомнила, достала кисейный «помпадур», повязала на талии, сделала красивый бант сзади.

– Дозволите ли зайти, ваша светлость? – игриво спросил из-за дверей Максим.

– Дозволяю! – ответила Агдика.

Он зашел в комнату, увидел ее в красивом платье, смерил восхищенным взглядом и сразу обнял.

Она прижалась к нему и замерла в ожидании. Прошла минута, может меньше, он поцеловал ее в губы и снова прижал к себе.

– Скажи мне: «Имли амгихсикух».

– Что это значит?

– Это значит, что у меня красивые волосы.

– Имли амгих-сикух! – произнес по слогам Максим.

– Ты бы хотел, чтобы я стала твоей женой? – шепотом произнесла Агдика?

– Очень, – ответил Максим и одним движением развязал «помпадур».

– Я доверяюсь тебе! – чуть слышно прошептала Агдика.

Глубокой ночью, стараясь не шуметь, Максим Титов вышел из ее комнаты и направился спать. В его жизни появилась тайна, которую никто не должен был знать. Он понимал, что если Матрена Ивановна узнает о шалостях своего приказчика и названной племянницы, плохо будет и тому, и другому. Поэтому на людях он старался быть с Агдикой строгим и даже требовательным.

Ваньке Кускову он сказал, что барыня более никого в доме видеть не желает, и посему ему надлежит забыть туда дорогу. Ванька, кажется, все понял, приуныл, но ничего не сказал.

В середине ноября земля окончательно покрылась снегом, Сухона затаилась подо льдом, строительство, даже деревянное, встало до следующего лета, и Тотьма перешла на другой жизненный круг. В леса потянулись санные караваны, повсюду на морозном воздухе был слышен стук топоров, скрип полозьев. Начиналась заготовка древесины. Что похуже, шло на дрова, деловой зимний лес ждали на строительстве. Через год, когда он вылежится, задубеет и станет крепким и долговечным, из него можно будет рубить избы и городские дома, ставить балки перекрытий.

Кузьма Петров, разбогатев за лето на кирпичном промысле, еще в начале осени нанял артель плотников, и они на месте сгоревшего дома возвели ему новый о шести окнах по переду с теплой зимовкой. В ноябре из трубы в его новом доме повалил дым. Про летний пожар можно было забыть.

Федор Титов с артелью на зиму уехал домой. Денег за работу Черепанова отвалила сполна, кое-что удалось сэкономить и на материалах. Зиму можно было провести в тепле и безделье. Домашние дела, от которых Федор за годы работы на отходе отвык, он в расчет не брал.

Сын Максимка остался в Тотьме при деле и в большом почете. Он обещал узнавать и на счет других контрактов, ведь работы у Черепановых осталось на одно неполное лето, поставить купол, и все, надо искать дальше, чем занять артельных мужиков, они-то надеются на Титова, знают, без денег не оставит.

Агдика, доверившись Максиму, стала считать себя его законной женой. На островах никаких церквей и священников нет, и венчания тоже не существует, кто с кем слюбится, тот с тем и живет, главное, чтобы родители не возражали. Здесь, конечно, по-другому, но ведь она относится к инородцам Российской империи, а насчет них должны быть особые законы, там быть прописано, что и как. Правда, что это за законы, девушка не знала.

Каждый вечер она ждала своего Максима и очень расстраивалась, когда он бывал у «старшей жены», так про себя она величала Матрену Ивановну. В понимании алеутки ничего зазорного в этом не было, мужчина может иметь столько жен, сколько захочет и сможет прокормить.

В доме Черепановых вопрос о еде не стоял. Агдика думала, что у них сложилась большая дружная семья, где во главе стоит Матрена Ивановна. Она, по праву богатой вдовы, выбрала себе нового мужа и живет так, как хочет.

Ей было непонятно, почему Черепанова не должна знать о том, что Максим делит постель с Агдикой. На островах, если младшая жена рожала ребенка, этому радовались все жены и воспитывали его, как родного.

Ей было много непонятно в этом русском мире, но родные острова были так далеки, и девушке приходилось считаться с новыми житейскими обстоятельствами. Она понимала, что сама наполовину русская, многое любила в своей новой жизни, но воспоминания детства на алеутских островах всегда были для нее чем-то священным.

Колодница

Рождество и новый 1781 год тотьмичи встретили весело. В городе водились деньги, полученные на меховом промысле в Сибири, на Камчатке и на островах Бобрового моря[49]. Купцы-воротилы торговали привезенными из Китая товарами, занимались строительством, благотворили, вели широкую и раздольную жизнь. Вокруг купеческих капиталов кормился, почитай, весь город. Одни поступали в услужение, другие заключали подряды на работы, третьи становились компаньонами или просто собутыльниками. Каждый имел себе занятие по вкусу и способностям.

Но даже самые успешные жители города, кроме купцов, конечно, завидовали Максиму Титову. Так хорошо устроился парень: