Агдика - Александр Владимирович Быков

о намерении Черепановой продать Агдику от знакомых. Его возмущению не было предела. Он немедленно побежал домой к купчихе, стал барабанить кулаком воротам, забыв впопыхах, что рядом есть калитка.

– Чего ломишься? – крикнул ему Мирон.

– Открывай, к госпоже Черепановой по важному делу.

– Кускова Ваньку пущать не велено.

– С какой стати?

– Барыня сказала: «Не велено». Наше дело – исполнять.

– Мирон, будь человеком, скажи мне, как она?

– Барыня? Серчает!

– Да нет, Агдика как?

– Гашка-то? А чо с ней сделается, неделю сидела в подклете в колоде, ума-разума набиралась, сейчас на скотний двор определена, работу грязную исполнять. Нечего даром хозяйский хлеб жрать.

– Ты скажи мне, Мирон, что случилось?

– А я почем знаю?

– Не ври, знаешь ведь, говори, а то хуже будет!

– Барыня сказала, ежели придет Кусков и начнет буянить, посылать за полицией.

– Не надо полиции, ты мне просто скажи, что случилось, и я уйду.

– Деньги есть?

– Сколько надо?

– А сколько тебе за девку алеутскую не жалко?

– Ничего не жалко!

– Ну тогда давай полтину денег.

– У меня нет столько.

– А сколько есть?

– Пятиалтынный!

– Подсовывай в щель под калиткой.

Ванька развязал тряпицу, достал отложенную на всякий случай пятнадцатикопеечную серебряную монету и сунул ее Мирону.

– На, лиходей, подавись!

– За обиду взыщу! – подал из калитки голос привратник.

– Не скажешь, подкараулю и кровь пущу, – угрожающе заявил Кусков, – ты меня знаешь.

– Ладно, – сразу струсил Мирон, – расскажу, так и быть. Гашка с Максимом снюхалась и понесла от него. Барыня узнала, прогневалась и, пока Максим в отъезде, решила Гашку продать.

– Вот оно что. А за сколько?

– Мне про то неведомо.

– А кому ведомо?

– Матрене Ивановне, однако.

– Как узнать?

– Это дело не мое, ты спросил, я сказал, что знаю, а теперь проваливай, иначе свистеть начну.

По свистку дворника или привратника полицейским чинам надлежало немедленно прибыть на место, чтобы принять меры против злодейства. Дворовые служители были важными осведомителями, и если что, свидетелями и понятыми в случае совершения преступления. К их сигналам в полиции относились с вниманием.

Кусков побежал назад в город. Он не знал, что ему делать. Застывшая на морозе Тотьма с седыми дымами из печных труб и инеем на деревьях взирала на парня из окон домов, словно бы размышляя: «Ну что, Ванька, слабо спасти алеутскую девку?»

Ноги несли Кускова прямо к дому купца Алексея Петровича Нератова, которому он помогал готовиться к экспедиции в Сибирь, обновлял карты. Нератов обещал взять его с собой на пушной промысел. Грамотный парень был нужен ему в этом ответственном деле. Ванька понимал это и всячески старался быть полезным.

Купец изволил пить чай, когда Кусков постучал в двери.

– Садись, Ванюшка, отведай чайку доброго, что какой взъерошенный, не угорел, чай?

– Дело у меня к вам, Алексей Петрович.

– Какое еще дело?

– Важное, судьба человека решается.

– Твоя, что ли?

– Может, и моя.

– Тогда говори, помочь хорошему человеку – это дело Божье.

– Слыхали вы, что Матрена Черепанова удумала?

– Не слыхал, окромя того, что церкву строит.

– Девка у нее во дворе живет, алеутка, Агдика зовут, по нашему Гликерья. Ее покойный Степан Черепанов ребенком привез, она говорит, будто дочь ему незаконнорожденная, но я точно не знаю.

– Так что с того?

– А то, что осерчала на Агдику Матрена Черепанова и хочет ее продать, словно скотину.

– Она ей что, холопка?

– Я не знаю, но она в ее полной власти.

– Тебе-то что за дело?

– Есть дело, – Ванька Кусков покраснел.

Это не осталось незамеченным.

– Понимаю, – сказал Нератов, – но как тебе помочь?

– Выкупи девку у Черепановой, Алексей Петрович, а уж я, будь уверен, отработаю.

– Вот оно как? И кабальную запись подпишешь, коли так?

– Все, что надо подпишу, только спаси девку!

– Хм, – крякнул Нератов, – видать сильно она тебя зацепила, как на такое идешь.

– Сильно, Алексей Петрович, мочи нет.

– Хочешь жениться на ней?

– Возрастом пока не вышел, средств не имею, но как подрасту и заработаю денег – обязательно женюсь.

– Ну что, похвальное намерение, а что тебе, русских-то девок не хватает?

– Так и эта наполовину русская, мне с ней дюже как интересно!

– Все ясно с тобой, – усмехнулся Нератов, в жизни которого было столько женщин, что в пору заводить гарем.

Купецкое дело такое, на каждом новом месте своя невенчанная «жена». Дома купцы годами не живали, все по дальним землям, там больше всего прибытку в торговых делах бывало. Не все же соляными трубами владели, чтобы денежки прямо тут, дома в Тотьме, из-под земли текли.

– А сколько просит Черепанова за алеутскую девку?

– Мне неведомо, они меня на порог не пущают, привратник даже калитку не открыл, через дверь говорили.

– Ну ладно, Ванюша, я подумаю, как твоему делу помочь.

– Век буду благодарен, Алексей Петрович!

Старая нянька нашла Агдику в хлеву, где та обряжала[53] скотину.

– Поди сюда, чумазая.

Девушка молча подошла.

– Пошли, барыня приказала тебя отмыть, скоро смотреть придут.

– Кто?

– Новые хозяева.

– Что еще за хозяева?

– Продает тебя Матрена Ивановна, надоела ты ей, бестолковая раба, доброты не понимаешь, ведешь себя, словно распутница, не надобна ты ей.

– Я не крепостная, меня нельзя продать.

– Можно, ты инородная, про тебя законов нет, купецкая добыча, холопка, одним словом. Захочет Матрена Ивановна тебя запороть кнутом – ее воля, захочет продать для своей выгоды, так тому и быть. Твоего голоса тут нет, и быть не может.

Агдика пошатнулась от наплыва чувств и упала, где стояла, прямо на скотскую подстилку.

– Ишь, какая благородная, в обморок падает, – ворчливо сказала нянька, – вставай, не придуривайся, велено тебя в баню вести, отмыть для показу. Ну, пошевеливайся, – нянька легонько подтолкнула ее ногой.

Агдика поднялась с пола и пошатываясь пошла за старухой в мыльню.

В бане было натоплено жарко, даже чересчур.

– Полезай в лохань, – приказала нянька.

Агика залезла в большой деревянный чан для купанья, в котором до половины была налита вода, присела так, что видна одна голова. Никакой разницы, кто моется, в то время не существовало, мыльня была общей для всех обитателей дома.

Нянька набрала горячей воды, добавила в чан.

– Хорошо?

– Очень!

Она добавила еще.

– А теперь?

– Спасибо, достаточно.

– Нет, холодновато, надо еще! – Нянька аккуратно добавила в чан еще кипятка.

– Сварюсь же! – испуганно закричала Агдика.

– Ничего, попривыкнешь, вот так и сиди, отмокай, а как выстынет, я еще подбавлю.

– Хватит горячего, – простонала девушка, – кожа аж горит у меня.

– Вот и славно, так и добро, чресла надо расслабить.

– Зачем это?

– Не твоего ума дело.

Нянька плеснула воды на каменку, шипящий пар поднялся в воздух.

– Ах,