Агдика - Александр Владимирович Быков

показывай, отпусти его с миром и контрахт новой подпиши, да задаток дай, от тебя не убудет. А как уедет он, косоглазую бери в оборот и волею своей накажи как следует, чтобы впредь неповадно было блудить. А еще лучше, наказавши с глаз долой убери. Крепость на нее составь и продай в Вологду али еще куда, пусть там господ развлекает.

– Дело говоришь, старая, только продавать я ее не стану, – Матрена Ивановна сузила глаза, – я ее со свету сживу, сделаю так, что сама будет смерти просить.

– Ну уж ты, милая, не лютуй, смертоубийство – грех тяжкий, послушай меня, удали ее с глаз долой, пока Максим Федорович в отъезде, а чтобы времени хватило, отпусти его наподольше, ну хоть до середины марта, пусть дома погостит, отдохнет от работ.

– А я как же? Я же буду сохнуть от тоски по нему?

– Вот и правильно, любви без страдания не бывает, приедет, свое возьмешь с лихвой.

В конце января Максим Титов, накупив подарков, отправился домой в Сольвычегодский уезд. Дорога неближняя. Купчиха дала ему лошадь из конюшни, хотела благословить еще возок с кучером, да он отказался, взял сани расписные из луба, легкие, как пушинка. Конь такие несет и не чувствует.

Провожать приказчика вышли все домочадцы. Матрена Ивановна надела лучшее платье, сверху накинула парчовую шубку с меховой отрочкой. Агдика, наоборот, пришла в обычном кубовом сарафане с витой опояской и душегрее[52].

Максим был в модном камзоле, на плечах медвежья шуба, чтобы не замерзнуть в дороге. За две недели сборов Титов так и не сказал Ваньке Кускову, что Агдика ждет ребенка и не попросил помочь в этом деле. Что он себе думал, не известно, может, надеялся, что все решится само собой?

На следующее утро после отъезда Максима в комнату к Агдике пришел Мирон.

– Пойдешь со мной.

– Куда?

– Барыня приказала, отведу куда следует.

– Обожди, сейчас оденусь.

– Велено вести тебя в одной рубахе.

– В исподнем нельзя, стыдно.

– Ничего не стыдно, поживее давай!

Мирон отвел Агдику в подклет дома, велел поднять подол и сесть на скамью с дырой посередине. Она послушно выполнила приказание. Мирон пододвинул еще одну скамейку, поменьше, потом ушел и через минуту принес большую дубовую колоду с отверстиями внутри. Колода имела две части, скрепленные железными стяжками. Привратник снял стяжки и одну часть колоды положил на скамью поменьше.

– Ноги клади сюда.

– Мне и так удобно!

– Запорю! – Мирон злобно замахнулся на девушку.

Агдика вытянула ноги, запястья оказались в приямках в нижней части колоды.

– Руки клади в другие приямки, – приказал мучитель.

Девушка обреченно нагнулась и положила запястья рук, куда велел привратник.

– Вот и славно, – осклабился Мирон, – закрываем теремок на замок.

Он поднял верхнюю часть колоды, соединил концы и закрепил их железными обручами. Агдика оказалась в неволе.

– Жрать будешь с руки, ходить в дыру, поняла?

– За что меня так?

– За все хорошее!

Мирон щелкнул засовами и оставил несчастную в полной темноте в компании шуршащих соломой грызунов.

– Ну что, все сделал, как приказано было? – спросила Мирона Матрена Ивановна.

– Все, как приказали, так и сделал. Посадил в колоду, пусть посидит, подумает.

– Твое дело исполнять, а не разговаривать, – цыкнула на привратника Черепанова, – ревела чертовка косоглазая?

– Нет, все спрашивала, за что ей наказание?

– И не догадалась?

– Откуда ж ей знать, чем барыню прогневала?

– Ступай, держать девку три дня на хлебе и воде, потом я сама поговорю с ней.

На следующий день Черепанова не вытерпела, спустилась в подклет, велела зажечь свечи, чтобы посмотреть на страдания соперницы. В подклете было не как на улице, но тоже холодновато. Агдика сидела простоволосая, зажатая в колодку. На плечи ей накинули овчину, чтобы не замерзла до смерти.

– Знаешь ли ты, за что тебя Бог покарал? – спросила Матрена Ивановна.

– Нет, барыня, мне сие неведомо.

– А с кем ты блудила многажды, пользуясь моей добротой и лаской?

– Ни с кем, барыня.

– А разве не ты вертелась перед Максимом Федоровичем, блудница?

– Он мой муж.

– Что?

– У нас так заведено, если девушка хочет замуж, она танцует перед женихом. Если он согласен, то он берет ее, и на утро она уже его жена. Так было всегда.

– Вот как! – всплеснула руками купчиха, – ловка, потаскуха, враз оженила парня. А ты его самого спросила?

– Да, он сказал, что любит меня.

Матрена Ивановна рассвирепела и выбежала из подклета.

– Держать в колоде, пока не поумнеет. И смотрите – не уморите, хочу видеть, как она мучиться будет.

Мирон поклонился хозяйке:

– Будет исполнено.

Через неделю Черепанова распорядилась снять с Агдики колоду, снарядить ее на тяжелые работы по дому, кормить и спать давать мало. Из горницы жить перевести на двор, поближе к скотине. Если будет в чем-то виниться, докладывать незамедлительно.

Но Агдика ни в чем не винилась. Она просто не понимала, за что ей такие муки. Как назло, у девушки началась тошнота. Учует свежий помет и сразу рвет ее с силой, как будто на изнанку выворачивает.

Первой это заметила нянька.

– Матушка Матрена Ивановна, а дрянь-то, похоже, на сносях.

– С чего ты взяла? – ревниво сказала купчиха.

– По всему видать, тошнота у нее, это верный знак.

– Ты хочешь сказать, что она понесла от Максима?

– От кого же еще, всяко не от Мирона.

– Раз так, выдам-ка я ее за него замуж.

– За кого?

– За Мирона, назло ему.

– Господь с тобой, матушка, Максим вернется, убьет парня.

– А вот и посмотрим.

Привратник Мирон тотчас же был вызван к хозяйке и получил заманчивое предложение взять в жены девку Гликерью.

– Не погуби, матушка, – взмолился привратник, – я бы всей душой, но страшуся.

– Не Максима ли Федоровича?

– Его, сокола, и дружков его, Ваньку Кускова со товарищи, зарежут меня, и дело с концом.

– Так ты брать Гашку в жены не хочешь?

– Помилуй Бог, барыня, мне моя жизнь дорога.

– Ну как знаешь, было бы предложено.

Через пару дней после этого разговора по Тотьме поползли слухи, что Матрена Черепанова хочет продать свою холопку, алеутку Гашку.

Вот дела, дивились жители Тотьмы, живой человек ведь, по-нашему говорит, а ее хотят, как скотину, продать.

Тотемский уезд никогда не видал крепостного права, и жители представить себе не могли, как это можно торговать людьми.

«Будет какой-нибудь купец проездом, ему и продам Гашку» – решила Черепанова. Ей изрядно надоели людские пересуды, но понять, что Агдика тоже имеет право на счастье, она не могла и не хотела.

Все в клочья

Ванька Кусков узнал