Предсказанная смерть. Шпионки на службе Екатерины Медичи - Мюриель Романа

с наследником трона был лишь первым кирпичиком в огромном здании их планов. Племянница согласилась на него охотно, мечтая прибавить к шотландской короне, уже венчавшей ее голову, французскую. Годы лишь развили в ней самоуверенность, проистекавшую из того, что она стала королевой еще в колыбели. Де Гизы радовались, что ни Англия, ни Шотландия, в отличие от Франции, не лишает женщин права на престолонаследие.

– Я поговорю с ней о ее супружеском долге, но не рассчитывайте, что я стану входить в подробности мужской анатомии.

– В таком случае, быть может, вы могли бы направить Марии советника по этой части?

Франсуа с любопытством воззрился на брата.

– Что же не наставника, Шарль, раз на то пошло?! Нет, уж лучше обмолвиться об этом с ее личным врачом.

– Но он также и врач короля!

– И что же?

– Весь двор будет посвящен в наши планы. И без того королева немало взволнована.

– А все эти женщины, для чего они, как не ради подобной науки?

– Возможно, однако они могут дать лишь теорию. Марии же нужен практический подход. Нет, лучшим средством мне видится советник из нашего дома. Я думал о вашем личном секретаре, Флоримоне Роберте, наружностью он весьма приятен.

Герцог де Гиз улыбнулся.

– И галантный кавалер, ваша правда. Я подумаю.

В этот миг он решил прервать поединок и подал знак Монтгомери, который тут же поднял меч.

– Итак, граф, что вы скажете о моем сыне?

Взмыленный Генрих поклонился графу, тот ответил, и оба вложили оружие в ножны.

– Сударь, он – искусный клинок, которого никому не сломить.

Герцог надулся от гордости.

– Генрих, я вами доволен.

Оруженосцы помогли графу Монтгомери и Генриху снять кольчуги, а другие слуги уже несли тазы с водой. Генрих окунул туда полотенце и отер им лицо. Герцога де Гиза позабавило раскрасневшееся лицо сына: он заметил, что Монтгомери даже не запыхался.

– Не видите ли вы, граф, в моем сыне будущего героя?

– Это весьма вероятно, ваша светлость. Он достойный наследник отца.

Герцог оглядел старшего сына.

– Да, и он женится на королевской дочери.

Услышав эти слова, Генрих приблизился.

– Вы о Марго, отец?

Франсуа знал о симпатиях сына к юной принцессе Валуа. Поскольку такой союз будет полезен семье, он не станет ему противиться. Генриху не хватает выдержки, он слишком кипуч. Но годы уравновесят его. Герцог мог бы прямо сейчас добиться для него руки Марго. Франсуа вообще мог чего угодно добиться от короля. После победы при Кале он был в выгодном положении. По всему королевству его чествовали как героя – все, кроме гугенотов, разумеется, которые мечтают о еретической Франции, в подражание Англии. Бог укрепил его в битве с англичанами при Кале – еще одно доказательство, если таковые вообще требуются, что он был Его оплотом в борьбе против ереси, рукой, держащей божественный клинок, дабы разить протестантов. И если Генрих женится на малышке Марго, это будет еще один шажок к трону. Но у герцога де Гиза были еще более смелые планы на свое потомство. Он ждал своего часа.

– Об этом, Генрих, говорить рано. Я приму решение, и можете не сомневаться, что выберу вам такую партию, которая послужит нашим интересам наилучшим образом.

Франсуа заметил, как при этих словах его сын загорелся надеждами. Генрих был его слабостью. Ради него он готов был на все.

Луиза

Луиза обогнула каштаны в глубине садов Лувра. Здесь был зеленый скверик, укрытый от взглядов кустами самшита в человеческий рост. В рост Монтгомери.

«Почему я не в силах перестать о нем думать?»

Она надеялась, что женитьба на невинной юной девушке, которой он теперь может располагать как ему заблагорассудится, умерит его пыл. Отнюдь. Теперь было ясно, что ей не суждено ни избавиться от него, ни забыть, отчего ее грызла глухая тревога. Нужно найти королеву, это ее отвлечет.

Белые лилии источали тяжелый и сладкий аромат. Сосна раскинула тень, в которой королева могла в любое время года предаваться духовным размышлениям. Екатерина Медичи распорядилась поставить здесь молитвенную скамью из итальянского мрамора, привезенного из ее родного края. Королева преклонила на ней колени, сложив ладони и опустив голову. Едва войдя в этот скромный садик, Луиза вдруг ощутила покой на душе, и все, что мучило ее еще мгновенье назад, оставило ее. Место это так умиротворяло и завораживало, заставляя забыть о шуме толпы, что казалось маленьким раем. Здесь можно было отдаться беспечности, несмотря на выстроенные в ряд камни.

Три могильных камня.

Надгробия детей Екатерины, почивших во младенчестве. Под двумя последними покоились крохотные тела близнецов, умерших во время родов меньше трех лет назад. После столь жестокого испытания королева больше не допускала мужа в свою спальню. Учитывая, что семеро их детей живы, а четверо из них – сыновья, она полагала, что выполнила свой долг «королевы-несушки», как сама поговаривала. Но Луизу этот шутливый тон не обманывал. Скорбь королевы оставалась с ней незатянувшейся раной.

Луиза опустилась рядом с монархиней, машинально читая молитву. И закрыла глаза, отгоняя образ Монтгомери, который все преследовал ее. Она представляла свою будущую тихую жизнь в монастыре. Возможно, ей повезет, и королева изредка удостоит ее своим посещением, в память о преданной службе.

Когда Екатерина перекрестилась, кончив молитву, Луиза заговорила:

– Государыня, Королевский совет окончен.

Платье зашуршало в ответ на новость.

– Кто в нем участвовал?

– Де Гизы и коннетабль.

– Старая развалина! Зато Диана к нему всегда благосклонна, – презрительно заметила королева. – А что мой сын?

– Он сказался больным.

Королева вздохнула. Ее старший сын Франциск, пятнадцати годов, был уже совершеннолетним и должен был участвовать в Королевском совете как престолонаследник, но ему претила такая наука. В конце концов, его отцу всего-то лет сорок и он в прекрасном здравии.

Луиза знала, как это беспокоит королеву, чувствующую свое бессилие. Юный Франциск слушал лишь супругу, Марию Стюарт, которую боготворил. А Мария Стюарт слушала лишь своих дядей де Гизов.

– О чем шла речь на Совете?

– О приготовлениях к празднованию мира, государыня. В частности, обсуждалось, следует ли приглашать принцев крови… исповедующих РИСР.

Королева сжала четки до скрипа. Будучи ревностной католичкой, она не любила, когда кто-то произносит вслух название нового поветрия. Так что при дворе закрепилась аббревиатура РИСР, означавшая эту «Религию, Именующую Себя Реформированной». Когда речь заходила о принцах крови, порой просто говорили «той религии», а остальное подразумевалось. Когда же можно было не сдерживать себя в выражениях, их называли еретиками и клеймили позором. То, что