Предсказанная смерть. Шпионки на службе Екатерины Медичи - Мюриель Романа

– Вы только что купили у меня медальон.

– Я? Вы ошибаетесь, мадемуазель, я вижу вас впервые.

Подручный кивнул снова.

Мадлен с трудом сдерживала слезы, которые жгли ей веки.

– Вы лжете мне!

Ростовщик выпятил грудь.

– Вы продолжаете оскорблять меня? Притом, что уже обозвали фальшивомонетчиком, хотя я здесь плачу лишь подлинными су! Ручаюсь, что доказать обратное вы не можете. Так что вон, паршивая негодница, иначе я позову солдат, а если нужно, и королевскую стражу!

Мадлен задрожала от такой угрозы. Капитаном стражи был граф Монтгомери, тот, кто на ее глазах арестовал Анна дю Бура; тот, на кого указал перед смертью отец.

Она отступила под уличающим взглядом ростовщика и поспешно вышла из лавки, пока мошенник не исполнил своей угрозы.

Бросив корзинку, она побежала во весь дух, борясь с сотрясавшими ее рыданиями. А когда выбилась из сил, поняла, что добежала до улицы Больших Побирушек, и замедлила шаг.

Она брела бесцельно, глядя на мостовую, чтобы не подвернуть ногу. Брела, пока не заболели икры. Брела, пока не высохли слезы.

Когда же подняла голову, то осознала, куда невольно завели ее ноги: в саму преисподнюю, где в двух шагах от улицы Святого Дионисия, в переулке с говорящим названием «Потяни-уд», ее ждет единственный оставшийся ей удел. Вокруг нее рыжеволосые женщины, накрашенные слишком сильно для порядочных дам, разнузданно подпирали стены. Юбки открывали ноги по самое колено. Мадлен, раздавленная от их вида стыдом, потупила голову. Вокруг слышались обрывки фраз и смешки. Из глаз вновь хлынули слезы. Чтобы придать себе храбрости, она подумала о брате. Нет, нельзя думать о нем, иначе ей никогда не хватит духу сделать то, что нужно. Ее пристально разглядывали. Женщины постарше оскорбляли ее и швыряли в нее камни.

Нет, она не могла. К тому же у нее болели ноги. Она отошла подальше, навалилась на столб и, соскользнув по нему, уткнулась лицом в колени; плечи ее вздрагивали от рыданий. Она вспомнила про письма, которые бросила в Сену, и представила, как точно так же падает ее тело: вращаясь в воздухе как перо, прежде чем опуститься на водную гладь и кануть в глубинах, где ничего больше не будет – ни бедности, ни унижения, ни смерти отца, ни охоты на еретиков. Это было так просто. Всего лишь пройти по улице до реки, потом спуститься на песчаный берег. Близилась ночь. Ее не увидят. В такой зной вода поначалу взбодрит ее. И ей хватит смелости не останавливаться. Дальше дно пойдет круче, она соскользнет, влекомая вниз отяжелевшими в воде юбками. Инстинкты заставят бороться, но течение поглотит ее. Она надеялась, что это произойдет быстро. А потом – все прекратится. Эта мысль разлилась внутри как бальзам. Казалось, ей стало легче дышать. Да, существовал способ навсегда окончить ее муки, и она только что его отыскала. Она чувствовала облегчение. Бог был готов принять ее, а когда – решать ей самой.

Но пока что она могла впустить в свои мысли лицо Пьера, его улыбку смешливого ребенка. Ради него она встанет и будет жить дальше.

Изабо

Изабо поспешила к гонцу, кот – за нею следом. Гонцы так редко останавливались у замка! Всадник открыл потертую кожаную сумку и протянул ей длинный сверток. Она впопыхах взбежала по лестнице в башню, в спальню матери, которая сидела у окна и вышивала платье золотой нитью.

– Взгляните, матушка, вам пришла посылка!

Баронесса де Лимей посмотрела на нее, улыбаясь уголками рта.

– Думаю, она также и для вас, дорогая дочь.

– Для меня?

Мать встала, подошла к столику для рукоделия и положила на него свою работу.

Знаком она предложила дочери раскрыть сверток. Изабо взволнованно сломала печать и на сундуке для одежды, стоявшем в изножье кровати, развернула рисунки платьев, шляпок, воротников, туфель и юбок. Кот забрался на сундук, намереваясь измять чудесную бумагу, но Изабо подхватила его прежде, чем он успел исполнить свое намерение.

Она с любопытством посмотрела на мать, и та улыбнулась ей в ответ.

– Вы ведь желаете платье по последней моде, правда? Что ж, дорогая дочь, вот что носят сейчас при дворе.

– Ах, спасибо, матушка!

С тех пор, как Изабо сообщили о приглашении в Париж, она неделями перебирала свои наряды. Ни одно платье, на ее взгляд, не было достойно такого события. Мать согласилась с дочерью и принялась расшивать их золотой нитью и украшать лентами. Однако Изабо и помыслить не могла, чтобы отец согласился раскошелиться хоть на су ради заказа новых.

Она спустила кота на пол и встала на колени, чтобы подробнее рассмотреть наряды. Воротники пенились кружевом. Жемчуга в несколько рядов переливались на бархатных платьях.

– Погода будет знойная, так что заменим бархат на шелк и атлас, – решила Изабо.

Фижмы стали шире, чтобы еще сильнее округлить под юбками бедра дам. Они завязывались на талии, поверх занятных кружевных шоссов, которые носили под юбками. Изабо нахмурилась.

– Королева Екатерина Медичи назвала их cаlzoni[9], – пояснила мать.

– Зачем они нужны?

– Она носит их под юбками, когда ездит верхом. Это помогает скрыть ноги, как и самые… деликатные места.

– Тогда и я должна их носить.

– Изабо, я запрещаю! Это неподобающая одежда для юных девушек.

– Но, матушка, если так ходит сама королева Франции?

– Королева может позволить себе все, на то она и королева. К тому же мать не может беседовать на такие темы с собственной дочерью, разве не ясно? Вы должны быть достойны доброго имени нашей семьи.

– Кто знает наше имя в Париже? При дворе о нас и не слышали.

– Именно, Изабо, потому и не следует привлекать внимания. Не забывайте: по возвращении из Парижа мы обвенчаем вас…

Мать прикрыла рот платком. Изабо замолчала – у нее перехватило дух. Новость была для нее как нож в спину. Видимо, жених был значительный, раз ей даже ничего не сказали. Она гадала, собирались ли они вообще ставить ее в известность до поездки в Париж. Как бы то ни было, теперь она знала.

– Кто он, матушка?

– Вскоре, Изабо, вы это узнаете.

Она представила себе мужа из местных дворян, может быть соседа по имению. Нет! Она не могла поверить, что так и останется здесь: она заслуживает большего, чем прожить всю жизнь в Перигоре. Вопреки материнским советам, ей нужно сделать так, чтобы в Париже ее заметили. Она отказывалась хоронить мечты о родовитых, красивых и богатых благородных юношах, которыми полнился двор. Она внимательно повторит