Википроза. Два Дао - Борис Акунин

— У Родригеса тоже есть большая мечта, и он хотел, чтобы я служил ей. Но если уж становиться собакой, то ваша мечта, государь, мне нравится больше.

— Знаю я его мечту, — кивнул Иэясу. — Чтобы все японцы уверовали в бога Кирисуто, стали жить по его законам и тогда наступит земной рай. Это глупая мечта. Намбандзины уже полторы тысячи лет христиане, но у них царит всё тот же безобразный Хаос. Земной рай — это не молитвы, а порядок, покой и знание своего места в жизни.

— Это очень красивая мечта, государь, — поклонился Вильям. — Такой мечте не жаль посвятить свою жизнь. Тем более что ваша мечта скоро исполнится.

— Да, лет через пять я достаточно ослаблю Осаку, чтобы удавить этого последнего кота, не желающего становиться собакой. Так что, Андзин, ты теперь наш? Мой?

— Всей душой, государь.

Взгляд Иэясу стал испытующим.

— А чем ты докажешь, что это не кошачья уловка? Что ты больше не кот, а собака? Притом моя собака, а не красношерстная.

— Я дам вам совет, продиктованный вашим и только вашим интересом. Этот совет не понравится ни намбандзинам, ни красноволосым. Польза будет только нам, японцам.

На слова «варэварэ ниппондзин» (нам, японцам) государь одобрительно кивнул.

— Слушаю тебя.

— За убийство наших подданных покарать намбандзинов необходимо. Они должны знать, что люди вашего величества неприкосновенны. Конфискуйте «черный корабль» со всеми его сокровищами, а капитана Пессоа, напавшего на наших самураев и посмевшего лгать вашему величеству, предайте казни. Кроме того, воспользовавшись этим предлогом, запретите распространение католической веры. Она раздваивает души, превращая человека в слугу двух господ, земного и небесного. Однажды христиан-японцев станет так много, что ваши наследники потеряют страну.

— Я знаю это, потому и ввожу указы об ограничении чужой веры. Но если я совсем ее запрещу, да еще заберу себе «черный корабль», португальцы уйдут, и мы останемся без китайских товаров. Твоя крошечная Голландия с ее маленькими кораблями потребное количество шелка не доставит.

— Не доставит, — подтвердил Вильям. — Поэтому полностью запрещать миссионерство пока не следует. Достаточно наказать Пессоа и отобрать «черный корабль» этого года. Торговля нужна португальцам не меньше, чем вам. Может быть, для острастки они решат пропустить следующий год — чтобы вы осознали, что не можете без них обходиться. Но вы только что позволили голландцам открыть факторию и привозить товары в Японию. Это всё меняет. Португальцы напугаются, что их соперники быстро освоят новый рынок, и не станут устраивать бойкот. Приплывут следующим летом как ни в чем не бывало, вот увидите. Польза еще и в том, что намбандзины и красноволосые, конкурируя друг с другом, будут понижать цены на свой товар. Когда же голландцы развернутся и докажут, что они могут привозить столько груза, сколько нам нужно, наступит время полностью запретить христианство. Пусть португальцы проваливают, они станут не нужны. Голландцы же нам вреда не причинят. Это нация торгашей. Их не интересуют японские души, только японское серебро.

— Вот совет, данный очень хорошей собакой. Верной и умной, — сказал Иэясу после паузы. — Мне больше не понадобится Цудзи. Он — не моя собака. Ты займешь его место, будешь моим главным советником по варварским делам. Я увеличу тебе жалованье в десять раз. Теперь ты будешь большой хатамото и почти настоящий японец.

— Почти? — переспросил Вильям.

— Тебе осталось только научиться писать стихи. Эй, подать будущему советнику Миуре бумагу и кисточку!

Рука в черном рукаве немедленно положила на столик чистый лист, а затем протянула уже окунутую в тушь кисточку.

— Сочини хокку про Путь Собаки.

— Можно я сочиню танка? — взмолился Вильям. — Все-таки это пять строк, а не три.

— Нельзя. В советниках я ценю ясность и краткость. Считай, что это экзамен на должность. — Иэясу показал на циферблат. — До наступления Часа Свиньи остается одно движение копья. Ты должен успеть. Отключи голову, слушайся живота. И пиши.

Вильям вздохнул, положил левую руку на живот, где по убеждению японцев обретается душа, сосчитал до пяти, размашисто вывел сверху вниз правую строчку; сосчитал до семи — и вторую: снова до пяти — и третью.

Быть больше, чем «я».

Раствориться в великом.

Дао собаки.

— Какой ужасный почерк, — вздохнул Токугава. — Но главное ты ухватил.

Ссылки к пятой главе

Катагину

Самурай (вернее великий актер кабуки Дандзюро Итикава IX, играющий самурая) в парадном катагину.

Час Собаки

На Дальнем Востоке день делился на 12 «часов», каждый из которых соответствовал двум европейским и был назван именем животного. Сутки начинались неприятно — с полуночного Часа Крысы. (Японцы и китайцы не питали иллюзий касательно бытия).

Час Собаки — время с 7 до 9 часов вечера, «когда собаки заступают на стражу дома». Затем следовал Час Свиньи, «когда засыпают свиньи» — потому что в древнем китайском жилище драгоценных хрюшек держали в доме и сам иероглиф «дом» 家 буквально означает «свинья под крышей».

Мэцукэ и гоко

Система государственного контроля, созданная сёгунатом Токугава, по части тоталитарности не имеет себе равных в мировой истории. Под бдительным присмотром находились все и каждый. Инспекторы-мэцукэ, делившиеся на ранги, следили за князьями, самураями и прочими видными персонами, но эта-то практика нередко применялась и в других странах. Иное дело — система гоко — сито, через которое не могло просеяться даже самое мелкое зернышко. Вся страна была поделена на «пятидворья». В каждом имелся свой стукач, доносивший наверх, по цепочке, о любом непорядке — и несший суровую ответственность, если что-то прошляпил.

Стабильность, которую обеспечивал столь неусыпный надзор над населением, обеспечила государству спокойное существование, но в то же время подавило естественную человеческую инициативу до почти нулевого уровня. Четверть тысячелетия Япония пребывала в полном покое, но совершенно не развивалась. Потом ей придется впопыхах догонять менее упорядоченные страны.

Санкин-токай

Еще одно изобретение, позволившее сёгунам полностью контролировать высшую элиту, так что заговоры могущественных даймё ушли в прошлое.

Каждый удельный князь по закону был обязан, во-первых, держать жену и детей в столице, а во-вторых, регулярно навещать свою семью (вне зависимости от того, испытывал он родственные чувства или нет). Этот короткий поводок отлично выполнял свою функцию до тех пор, пока в середине XIX века сёгунат не начал разваливаться под давлением более развитых иностранных держав.

Посадить на поводок Осаку

Наследник Второго Объединителя молодой Хидэёри Тоётоми, а в еще большей степени его мать, честолюбивая госпожа Ëдо, формально признавая верховенство Токугавы, продолжали сохранять автономию. Они содержали в