Золото Омейядов. Часть первая - Ортензия

Вероятно, монах не совсем разобрался в том, что я сказал. Так, вычленил из всего нечто и, решив, что нужно добавить пару пафосных предложений, чтобы меня проняло, произнёс:

«Оказывать помощь нуждающимся и помогать в защите своих прав — первейший долг церкви и французского короля».

И к чему он это выдал?

Американцы превратились в ярых защитников прав человека, но сначала перебили большую часть индейцев, а некоторые племена так вообще стёрли. Защитники, млять!

«И если вы будете принимать наши услуги с полным доверием, то мы чувствуем себя вправе говорить более откровенно», — продолжил падре.

А эта фраза — ни селу ни городу. Походу, он меня вообще не услышал и продолжил гнать свою линию. Решил опустить его на землю и, добавив в голос сарказма, сказал:

«Простите, падре, но ваши короли меняются так быстро, точно лошади на постоялом дворе. Где уверенность, что его сын, брат, дядя, сев на престол, не передумает, заявив, что он сей договор не подписывал и знать о нём ничего не знает? И если уж говорить откровенно, не уверен, что ваш нынешний король готов самолично скрепить своей подписью договор, о котором вы мне столько твердите».

В глубоко сидевших глазах, которые начали сверлить меня, стараясь проткнуть насквозь, промелькнула злоба. И когда я успел его обидеть? Но надо отдать должное монаху. Он очень быстро сумел взять себя в руки, после чего заявил, что барон, как представитель дворянства, имеет право подписи.

Единственное, что мне было непонятно: к чему такие привилегии? Во всех книгах, что доводилось читать, европейцы чувствовали себя хозяевами планеты и не церемонились ни с индейцами, ни с неграми. Мне было бы гораздо проще, ежели они дружно попытались меня убить. К тому же, я говорил в самом начале: к французам у меня свой счет, и то, что эти не имели никакого отношения к моему деду, который еще не скоро появится на свет, их совершенно не обеляло. Поэтому решил плеснуть еще немного масла.

«Да мне все равно, — я беспечно пожал плечами, — не хочу иметь с вами никаких дел. Во-первых, здесь нет Франции, и вы находитесь на территории моего королевства. А во-вторых, вы, европейцы, считаете себя гораздо цивилизованнее остальных народов, но куда бы вы ни пришли, всюду гадите. Кто-то больше, кто-то меньше, но все именно так и происходит».

«Гадим? — переспросил монах, — и кто же больше? Протестанты или гугеноты?»

Хитрый святоша, про католиков ни слова. Или он вовсе не понимал, о чем я говорю? Пришлось акцентировать, ну а вдруг он действительно тугодум.

«Не возьмусь утверждать, кто из вас лидер, может быть, испанцы, может, французы. Не приходило как-то в голову взвешивать дерьмо, чтобы определить первенство».

Рука барона легла на эфес. Совсем глупо. Чтобы вынуть свою длинную шпагу из ножен, ему пришлось бы не только подняться из-за стола, но и отступить на пару шагов назад, так как слева его подпирал толстый Шарль.

Глаза монаха превратились в два бильярдных шара, чудом удерживающихся на переносице, и он, закашлявшись, прокаркал, как ворона:

— Жизнь того, кто не подчиняется святой церкви, заканчивается на костре, — сказал он и глянул на меня жёстким взглядом, словно надеясь, что эти слова подействуют на меня отрезвляюще.

— Да, я помню, — я сделал ехидную усмешку, — вы именно это сделали со своей героиней Жанной д’Арк после того, как она спасла Францию. Читал на досуге.

Дворяне и глазом не моргнули, словно не понимая, о ком идёт речь, хотя, возможно, так оно и было, а вот монах отпрянул, как от удара. Этот гадёныш точно знал, где святоши в очередной раз нагадить умудрились, и совершенно не ожидал услышать про эту историю от чёрного дикаря. Левую половину лица перекосило, как при первых признаках инсульта. В принципе, это был бы лучший вариант. Смерть падре во время разговора наверняка перепугала защитников слабых и обездоленных и почти наверняка сохранила им жизнь.

Но нет, уже через несколько мгновений святоша принял свой прежний облик и поднялся на ноги.

— Нам уже пора. Но мы придём завтра, и, уверен, нам удастся обо всём договориться.

И он, оглянувшись, кивнул озабоченным его поспешностью дворянам, а я воспользовался тем, что меня в этот момент перекрывал балахон монаха, и одним быстрым движением воткнул иглу прослушки ему в капюшон. Сбоку, чтобы она своим остриём его не оцарапала.

Глава 10

Очень хотелось узнать, что подтолкнуло монаха на столь поспешное бегство, а иначе его действия и назвать не мог. Забыл про послушниц, с которыми ещё час назад желал побеседовать, хотя как он собирался это делать без своего переводчика, тоже было непонятно. Через меня? Ну и если здесь на самом деле кого-то притесняли, я бы рассказал?

Он даже не глянул ещё раз на девочек у тоннеля, в отличие от дворян, которые с удовольствием пялились на красавиц и, вероятнее всего, крутили у себя в головах цветные картинки с их участием.

Монах протопал быстрым шагом, глядя себе под ноги, и только оказавшись около полуразрушенного моста, огляделся. Барон первым подошёл к нему и что-то сказал, но, учитывая, что я замыкал шествие, а толстяк Шарль отстал на несколько шагов от остальных, я расслышал лишь невнятное бормотание и увидел, как святоша отрицательно мотнул головой.

А потом они по очереди перебрались через узкую речку, даже не попрощавшись со мной.

Около двадцати негров с деревянными копьями в руках стояли в нескольких метрах от моста, и едва вся группа переговорщиков оказалась на другой стороне, заорали очень громко и, вероятно, нечто грозное, при этом потряхивая своим допотопным оружием.

Смотрели на меня, но я так и не понял, для чего нужен был этот спектакль, а вот то, что они разыграли представление, заранее подготовленное, догадался. Потому как и барон, и остальные дворяне, и даже монах оглянулись на меня в этот момент, словно ожидая ответной реакции.

И какую реакцию ждали? Типа, негр на грозный окрик должен ответить тем же? Мол, я вас не боюсь и прочее? Детский сад какой-то. Ни одного слова не разобрал в этой тарабарщине, и вообще, может, они таким образом меня, как великого принца, приветствовали.

Постоял,