Золото Омейядов. Часть первая - Ортензия

глядя им вслед, пока вся толпа не оказалась на полпути к вырубке, где они разбили свой лагерь, и подошёл к Таонге, которую неслабо потряхивало. Когда гости проходили мимо, она, как и в прошлый раз, стояла, прикрывая собой оружие, а теперь ППШ был у неё в руках. Отобрал и проверил. Патрон в стволе, затвор на боевом взводе и переводчик на автоматической стрельбе. Хорошо хоть с дуру не шарахнула, когда негры орать начали. Я ведь на линии огня был. Увы, до первого боя у многих так.

Передвинул ползунок до упора влево, показав это действие Таонге. Кивнула. Хорошо хоть понимает. Положил автомат на камень и притянул девушку к себе, крепко обняв. Сказал бы что-то ласковое, чтобы успокоить, вот только те, кто составлял язык батутси, не предусмотрели ничего для этого, кроме пафосных признаний в любви. К примеру, даже назвать красивой нельзя, потому как для девственницы это приглашение замуж. А вот обнять — это пожалуйста, обниматься они любят, друзьям так и положено, а то, что я друг, вбить им удалось, а иначе ползали бы на коленках после каждого моего слова. Потрепал по коротким волосам и, почувствовав, что девушку отпустило, ушёл на территорию.

Элен встретила меня с другой стороны тоннеля с вопросом: «Что это было?»

Но я сначала приказал Дэйо и Ава поменять Таонгу на посту, чтобы девчонка поела и расслабилась. Не забыл и про Дженни с Мобуту, которые тоже пеклись на солнышке, и лишь потом пригласил белокурую красавицу следовать за собой. Мы поднялись по второй лестнице, и я бесцеремонно согнал Нию с уступа, услышав, что наушник в кармане зажил своей жизнью.

— Что это? — поинтересовалась Элен, наклонившись вперёд, но я на неё сразу пшикнул.

Ещё бы. Монастырь и, в частности, его настоятеля вовсю обсуждали. Я сразу узнал голос толстого Шарля, который отвечал кому-то на вопрос:

«Я до сих пор был уверен, что туземцы на чёрной территории погрязли в постыдном варварстве. И если едва ли когда-нибудь что-либо изменится, то только благодаря таким, как мы, которые внесут в их дикую жизнь законы цивилизации. Но сегодня, мне кажется, я поменял своё мнение. Этот туземец, признаться, меня удивил. И вещи, которыми он пользуется, ведь где-то их сделали. А каков у него взгляд? Вы видели? Холодный, как воды, омывающие Уонтсум в рождественскую ночь».

Уонтсум? Я нахмурил брови. По-моему, в рождественскую ночь даже на юге Франции море будет холодным. Какое-то нездоровое сравнение.

— А не кажется ли вам, господа, — произнёс другой голос, в котором я узнал монаха, — что присутствие этого чёрного туземца, как его назвали, принца Алекса, нечто совершенно невообразимое и несуразное?

Назвали? А ведь я сам так представился. Стало быть, они точно знали, куда идут и кто здесь обитает. И что за тема про послушниц у монаха проскользнула?

— Признаюсь, этот туземец меня сильно настораживает, и как бы чего не вышло непоправимого, ежели мы войдём первыми, — сказал де Лабом, на что ему тут же ответил голос, который я слышал впервые.

— Полноте, друг мой, что может случиться? Он один никак не устоит против двенадцати мушкетов, даже если он сам дьявол. А он нам, по сути, и не нужен, только морока. Пусть получит пулю, а женщины уж точно не окажут никакого сопротивления. Клянусь чёртом девятихвостым.

Эти слова меня успокоили. Если у них только двенадцать мушкетов, стало быть, никакого подкрепления они не ждут, а тогда о чём говорила Чика? Могли ли они таким маленьким количеством одолеть племя Чинга? Сомнительно. Или это всё, что осталось от некогда большого отряда? Для этого цель должна быть серьёзной, но никак не моя особа. Девчонки племени? Не читал ни о чём подобном. И надо признаться, о чёрте девятихвостом тоже никогда не слышал.

Увы, развить мысль не удалось. Гости продолжили разговор, да и Элен начала подавать руками идиотские знаки. Приложил палец к губам, сделав знак, что потом поговорим.

— Чтоб он провалился на дно преисподней, — перебил монах собеседника. Сразу видно, что он учёный. Вполне возможно, что дальше на юге существует королевство, и он взаправду принц. Может, там и университет есть. Иначе откуда он знает так много?

Теолог продвинутый. И хочется, и колется. Хоть бы озвучили, зачем они забрались в такие дебри.

— А как он держался! Ну точно дичь.

Дичь? Он ведь точно сказал: «Дичь». Сын моего знакомого говорил нечто подобное. Ну да, он так и говорил, указывая на ересь: «Это дичь». А что имели в виду эти шаромыжники?

— Мне пришлось заложить своё поместье, чтобы отправиться в эту экспедицию, — опять заговорил тот, которого я окрестил незнакомцем, — и я должен вернуться и выкупить его. К тому же я очень сильно поиздержался. Это вы, Анри, могли позволить себе застеклённый портшез, а я добрался на перекладных из Кале в Париж.

«Застеклённый». Почему-то вычленил только это. Но и порадовало: значит, уже умели изготавливать стёкла.

А незнакомец тем временем продолжал:

— Вы ведь прекрасно знаете, барон, что благодаря моей беспечной матери я почти разорён. А иначе зачем бы я принял ваше предложение? Мне нужно было оплатить чужеземный вексель, который истекал тем вечером, и я обратился к вам. Но пускаться в столь опасное путешествие повторно я не имею никакого удовольствия. Поэтому давайте избавимся от этого непонятного туземца и заберём то, зачем мы здесь. Я не могу уже дождаться получения своей доли, а ведь я труса не праздновал, никто не может меня в этом упрекнуть.

Пошевелил извилинами. На территории, некогда принадлежавшей бабке-шаманке, было нечто такое, ради чего они пустились в далёкий и опасный путь? Я вроде всё осмотрел, хотя нужно признать, не совсем качественно. Возможно, это нечто вообще находится в пещере, по которой я не особо гулял. Или закопано в землю, и тогда мне точно не разыскать. Разве что принять одного из них живым, ещё бы знать, кто из них такой осведомлённый? И почему они пошли не к лазу, а прямо сюда? Или у них на самом деле имелась карта, на которой кто-то поставил жирный, красного цвета крест и заявил, что именно здесь лежат несметные сокровища?

— Вы сами предложили мне снять жильё на год, а это, сами знаете, в Лондоне 70 фунтов в год, а со своим слугой — все 100. И жить на что-то требовалось. Не мог же я бродить за синими подвязками голодным.

«Синими