Дорога радости и слез - Донна Эверхарт

– Ты не хочешь умыться, покуда я воду не вылила?

Она встала и медленно направилась к тому месту, где я стояла.

– Может, мне от этого и станет легче.

Она последовала моему примеру, после чего повернулась к Лейси.

– Давай, – сказала ей мама, – умой лицо.

Лейси не сдвинулась с места. Я дотронулась до ее ладони. Она выставила руки, но в лицо воду плескать не стала. Сестра закрыла глаза, и я повернулась к маме. Та пожала плечами и сказала:

– Ладно, руки вымыла, и то хорошо.

К подобным причудам Лейси мы уже привыкли. Где-то через минуту сестра вытерла руки, а я перевернула чайник вверх дном, чтобы вылить грязную воду. Вновь наполнив его из ведра, я взялась за костер. Я постучала по деревяшкам, подернувшимся пеплом, отчего в воздух взметнулся сноп искр. Выглядели он завораживающе. Я их всегда называла адским снегом, потому что искры переливались красным и ярко-желтым, при этом кружась в воздухе, словно снежинки. Подбросив дров, я снова отправилась за водой на реку. Сделала я две ходки.

Тем временем Лейси перебралась к буфету и забавлялась, открывая и закрывая дверцу. Вернувшись очередной раз с речки, я обнаружила, что мама стоит на коленях у плиты и смотрит в раскрытую духовку. Я-то собиралась присесть отдохнуть, да как тут отдохнешь, когда мама возится с плитой. Тем временем мама в отчаянии покачала головой.

– Что ты делаешь? – спросила я, подойдя к ней.

– Сама не понимаю.

– Ты ведь знаешь, что внутри ничего нет.

– Знаю.

– Хочешь я тебе пособлю?

– Нет. Мне просто надо чем-то себя занять. Без дела я сижу и слишком много думаю.

На маму это было очень непохоже.

– Можем пойти обшарить сарай. Вдруг я какой инструмент проглядела, когда осматривала его на днях. Вдруг там чего и есть? Не могло же все унести наводнение. Я и сама собиралась это сделать. Может, чего и найдем, а потом, когда папа вернется, мы ему это покажем, и он обрадуется.

Мама молчала почти целую минуту.

Наконец, она вздохнула и сказала:

– Да, наверное.

– Не наверное, а точно. Неужели мы ничего не найдем? Найдем, конечно. Я даже поспорить готова на что угодно.

Мама расправила плечи и посмотрела мне в лицо.

– Верно. Может, и найдем что-нибудь полезное. Давай, пойдем посмотрим.

Мы направились к сараю. Лейси прекратила мучить буфет и присоединилась к нам. Войдя внутрь, мы обвели сарай взглядами. Здесь царил полумрак. Я пошла налево, мама – направо. Я глянула туда, где папа обычно хранил инструменты, и кое-что заметила. Одиноко лежавший молоток.

Я наклонилась, схватила его и сказала:

– Смотри, я папин молоток нашла.

Рукоятка у него была гладкая – отполированная от частого использования. Я стала искать дальше. У папы еще имелись колун, топор, кувалда, ножовка, пила и много чего другого, но кроме молотка ничего найти не удалось. Мама нашла еще одну упряжь для Пита и Либерти. В завершение мы нашли седло для Либерти, оставленное папой на загоне для нашей лошади. Большую часть дня мы рыскали по сараю и двору, опасаясь, что просмотрели что-то важное.

Наконец, мама сказала:

– Скорее всего, мы больше ничего не найдем.

– Точно.

Судя по виду мамы, неудача ее расстроила, и мне захотелось ее приободрить.

– Слушай, но молоток мы ведь все-таки нашли.

– Знаешь, Уоллис Энн, мне кажется, ты способна видеть солнце даже в самый дождливый день.

Я не поняла, хорошо это или плохо. День уже начал клониться к вечеру, и я притащила еще хвороста, чтобы не ходить за ним посреди ночи. Мама испекла кукурузных лепешек, которые мы запили водой, решив оставить кофе на утро. Я села поближе к огню и дала мышцам отдых. Надеюсь, у папы все хорошо. Я буду рада, когда он вернется, – с ним я ощущала себя гораздо спокойнее. Лейси сунула руки под себя и начала клевать носом. Вскоре дремота навалилась и на меня. Наконец, мы легли спать.

* * *

На рассвете, несмотря на то что я спала у костра, на моей одежде выступила холодная роса. После завтрака, на который мама приготовила еще лепешек, мы попили кофе, и затем я предложила маме покопаться в раскисшем поле, что примыкало к нашему огороду – вдруг нам удастся найти картошку. Я была рада, что она согласилась. Мы встали на четвереньки и принялись разгребать мокрую землю руками, надеясь, что произойдет маленькое чудо и наши пальцы нащупают клубни. К нам присоединилась и Лейси. Всего за десять минут ей удалось добыть целых четыре картофелины.

Мы продолжили поиски. Поскольку мне не требовалось постоянно понукать сестру и твердить: «Давай, Лейси, копай!», я заключила, что, скорее всего, ей доставляло удовольствие копаться в земле.

Мама нашла две картофелины. Я отыскала две-три гнилых, а потом еще одну, которую, по всей видимости, проглядели в прошлом году. Она была твердой как камень и формой напоминала шишку. Гнилые клубни мы складывали в другую кучу, подальше от нас. Пахли они ужасно. Я сказала маме, что можем сжечь их, когда закончим. После того как мы закончили с одной грядкой, у нас имелось уже шесть картофелин. Что ж, это лучше, чем ничего. Нас дожидалась еще одна грядка. Мы снова принялись копаться в земле, медленно продвигаясь вперед. Время от времени я поглядывала на маму. Она была вся перемазана в грязи, въевшейся в ее кожу, отчего создавалось впечатление, что она старательно извалялась в старом кострище.

– Господи помилуй, – мама разогнулась и протянула руку, чтобы растереть поясницу.

Я решила сделать на минуту перерыв и последовала ее примеру. Размяв поясницу, я согнулась снова. Вышло солнце, но поднявшийся северный ветер наглым воришкой украл у нас часть тепла. Я не сомневалась, что где-то высоко в горах уже начали желтеть листья, однако сейчас предвкушение красот, что сулила нам осень, мешалось со страхом перед грядущими холодами.

Вдруг со стороны тропы раздался совиное уханье, а за ним и свист. Папин сигнал! Мы с мамой тут же вскочили, а Лейси осталась стоять на четвереньках, кидая комья земли через плечо, слово ищейка, разыскивающая закопанную кость. Я потыкала сестру в плечо. Она остановилась и, прищурившись, подняла на меня взгляд.

– Вставай, Лейси! Папа вернулся!

Даже не оглядываясь на нее, я припустила галопом в сторону тропы. Мне ужасно хотелось увидеть братика. Он сидел у папы на руках. Я становилась, чтобы посмотреть на выражение лица Сефа, когда он нас увидит. Он заерзал,