Дантал - Абай Тынибеков

к нему вдруг вбежала одна из служанок и сквозь рыдания стала пытаться что-то сказать, всё время жестикулируя и указывая в сторону двери. Так и не сумев понять её, но уже почувствовав, что что-то случилось, он выбежал из комнаты. Прямо на выходе из дома сгрудилась прислуга, тут же расступившаяся перед ним. Эрифила неподвижно лежала на спине, касаясь головой нижней ступени. Из-под её волос медленно расплывалась густая кровь. У её ног в луже воды валялись осколки кувшина. Едва он успел приподнять её голову, она умерла, натужно выдохнув. Цветы, её страсть, её и погубили.

Эрифила всегда сама ухаживала за ними, высаживала, стригла, поливала их, не доверяя никому свои любимые занятия. В это утро, по своему обыкновению, она и занималась чем-то подобным. Видимо, как он понял, выронив кувшин с водой и поскользнувшись, она ударилась о грань ступени.

Прет всегда с горечью вспоминал тот злополучный день. Тоска по супруге, так рано покинувшей его, была невыносимой. С их самой первой встречи Эрифила заполнила собой и всю его душу, и весь окружающий его мир. С той поры всё, к чему он стремился, всё, что он творил, было связано с ней и посвящалось только ей. Он долго не мог свыкнуться со страшной мыслью, что её нет и никогда уже не будет. Каждый раз, возвращаясь домой, он подолгу стоял перед воротами, не решаясь отворить створку, и когда, набравшись духу, всё же делал это, то с надеждой оглядывал двор, желая увидеть её. Но её нигде не было. В такие мгновения жуткая холодная пустота заполняла всю его душу, острыми иглами разрывая его сердце. Не входя в дом, он выхватывал меч и срубал в ярости все цветы, растаптывал их ногами, после чего уходил прочь, подальше от дома, где в одиночестве валился на землю и долго лежал, терзаясь муками и бессилием.

Именно с той поры дом для него опустел, и даже двор утратил прежнюю торжественность. Никто не решался украсить его цветами. Всегда весёлая Эрифила могла с лёгкостью развеять его тяжкие думы, облегчая его душу, наполняя его разум нежностью и теплотой. Её неизменно мелодичный звонкий голос, словно журчащий ручеёк, в своём звучании был чист и свеж. Услышав его, все обитатели дома сразу настраивались на лёгкое, какое-то праздничное и игривое поведение. Маленькая Ортия ни на шаг не отходила от матери, всё время что-то щебеча и при каждой возможности обвивая её ручонками.

Однажды, по прошествии двух лет после смерти Эрифилы, он после долгого пребывания не у дел впервые совершил дальнее плавание и вернулся домой, а войдя в свой двор, был поражён произошедшими там переменами. На миг ему вдруг почудилось, что она жива и всё, что произошло с ней, было лишь страшным сном. Весь двор, как прежде, благоухал запахами и пестрил разноцветьем. От неожиданности он прислонился к стене, не смея пошевелиться, не отрывая взора от множества красивых цветов. Сердце невольно затрепетало. Увиденное дальше сковало дыхание. На ступенях дома спиной к нему стояла Эрифила. Такого не могло быть. Он присел и закрыл лицо руками. В голове зашумело и гулко застучало от нахлынувшей крови. Пошатнувшись, он выставил руку, упёрся ею в каменный настил под ногами и с усилием стал подниматься. Эрифила обернулась к нему. Перед его глазами всё тут же дрогнуло и стало медленно расплываться, оставляя лишь белый силуэт идущей навстречу к нему женщины.

– Отец, – сквозь звенящий в ушах стук услышал он тихий голос, – что с тобой? Тебе плохо?

Пелена постепенно рассеялась, и вместе с ней стал отдаляться и затихать шум в голове.

– Дочь моя, это ты. Моя чудная Ортия, – прошептал он, обнимая её. – Всё хорошо. Я дома. Я с тобой.

Прет часто вспоминал тот день, вновь и вновь переживая волнительное состояние. Тогда он долго не мог прийти в себя. Наполненная горем душа ослепила его, охватив всё его сознание. Он совсем забыл о том, что его дочь не может быть вечно маленькой, и впервые по-настоящему увидел и услышал её. Она заметно подросла, но самое удивительное заключалось в том, что внешне она была очень похожа на свою мать. Различия между ними он почувствовал несколько позже, когда сумел окончательно успокоиться от пережитого, ясно осознавая, что чуда всё-таки не произошло.

С той поры его сердце заполнилось любовью к дочери, постепенно вытеснившей из него почти всю боль, но только до той самой последней грани, за которой навсегда остались тоска и печаль. Сегодня пошёл пятый год, как не стало Эрифилы. Все его думы были о ней и о дочери.

* * *

Далёкие и прежде неизведанные земли Индии, к берегам которой Прету довелось попасть впервые, произвели на него двоякое впечатление. Особых богатств и разнообразия среди того товара, которым торговали в дельте реки Инд, он не увидел. Купцы из городов Аргант и Каспапир по каким-то причинам не прибыли в те сроки, которыми он обладал.

Торговля с представителями племён Гандаров, калатиев и ониев, хотя и была интересной, но всё же не могла раскрыть для него всех возможностей здешних государств. Ему следовало проплыть дальше, обогнуть южные берега и добраться до дельты реки Ганг. Из рассказов купцов, бывавших там, Прет знал, что вся мощь Индии – власть, наиболее крупные города и богатые торговцы – располагалась именно в её долине.

В той стороне особо выделялась страна Магадха, в столице которой – в городе Раджагриха – размещалась правящая династия Харьянка, основанная и управляемая отважным царём Бимбисарой, разгромившим и подчинившим себе соседнее государство Анчу, ведшим ожесточённые войны на севере с объединёнными племенами Личчхавов и на западе – с государством Аванти. Несмотря на такое сложное положение, правитель Магадхи всячески поддерживал и развивал торговлю с западными странами, создавая для этого все возможные условия.

Идти туда Прет не решился. Для такого сложного плавания, особенно при обратном направлении, ему мешали сильные тёплые течения, приходящие с юго-запада к берегам Индии и уходящие от них на юго-восток. Но главной причиной отказа от такой затеи было состояние его судна, старого военного египетского корабля, когда-то давно отслужившего своей основной цели и доставшегося ему от отца вместе с торговым делом. Некоторые детали судна были слегка изменены. Форштевень – передняя часть мощного килевого бруса – был освобождён от металлического тарана. На далеко выступающей кормовой её части – ахтерштевне – теперь вместо одного были установлены два крупных рулевых весла. По-прежнему по оконечностям корабля жёстко крепились ограждённые площадки для лучников. На топе двуногой съёмной мачты с узким прямоугольным парусом для них также