От преддверия коммунизма до Крещения Руси. Новый московский летописец. 1979-1988 - Пётр Георгиевич Паламарчук

ПЬЯНОЕ ДЕЛО. На место главного идеолога, значительно теперь упавшее в цене, Горбачев взял из Томска Егора Кузьмича Лигачева. Это образец очень недалекого «чистого коммуниста» со всеми его прелестями: бывший горький пьяница, затем «завязавший», посадивший всю «вверенную» ему область заодно на режим обязательной трезвости, и так далее. Внешний его вид вполне соответствует содержанию, речи же, например, таковы: уже осенью, выступая по телевидению, он заявил, что всякая передача должна быть трижды партийной — а там хоть трава не расти; и махнул при сем седым чубчиком. Вскоре Лигачев вступил в отчаянное состязание с вождем «быстрых реформаторов» Ельциным, сперва на партийном поприще, затем и на всесоюзном. Сочувствия из-за своей одноклеточности, пусть с патриотическим оттенком, он так и не вызвал — вскоре широко разошлись значки с надписями:

Народ не объегоришь, народ не подкузьмишь!

Поэтому неудивительно, что ничего лучшего он не придумал для спасения Отечества, чем попытаться устроить в стране сухой закон, повторив свой томский опыт с государственным размахом. Итог, вообще-то, можно было предсказать заранее, зная прошлые попытки подобного рода нововведений в США, Финляндии и других странах; но ведь знания не очень нужны, когда в руках имеется власть. И вот, дав ветеранам отгулять 40-летие Победы, 17 мая напечатали указ и постановление о борьбе с пьянством, для чего запретили продавать выпивку до 21 года (даже не заметив, что нарушили этим конституцию), в несколько приемов подняли цены на спиртное, резко сократили количество точек, где оно продается, и взвинтили штрафы за производство самогона. Причем разрешили продавать в винных отделах не с 11, как раньше, а только с 14 часов.

Трудящиеся собираются бастовать: рабочий день увеличен на 3 часа (то есть с 11 до 14), а зарплату оставили ту же!

Никакой толковой подготовки или научной оценки очередной кампании проведено не было, что привело впоследствии к огромным потерям и нравственным, и денежным — при почти полном отсутствии каких-либо положительных достижений. Взамен ответственных разработок явились на подхват ловкие шустрилы вроде питерского профессора-пульманолога Ф. Углова, имеющего в городе весьма не добрую славу взяточника, который на старости лет решил заняться политикой через антиалкогольную борьбу. Образ его мышления внятен уже по языку сперва ходивших в самиздате, а потом широко перепечатанных вновь основанным журналом «Трезвость и культура» (!) и прочими подобными работами: вот при Ленине был сухой закон и рай земной (на самом деле его временно ввел царь Николай II с началом мировой войны), в 1924 году «страна была сдана трезвой», но Сталин, подталкиваемый Троцким, стал опять вводить «алкоголизацию и дебилизацию населения»; в 1953 году народ был уже полупьяный, а потом «душевое» потребление еще возросло — в 1985-м страна «была принята в состоянии интоксикации» и т. д. Горбачев мгновенно приобрел кличку

«минеральный секретарь» и еще «ген-сок».

Появилась еще такая частушка из-за резкого увеличения штрафов за появление на улицах в пьяном виде:

Ай спасибо Горбачеву.

Ай спасибо Мише:

Пить мы стали в пять раз больше —

Да в два раза тише!

Впрочем, на самой грани, видимо, именно Мишель остановил ретивого Егора, не дав провести полный запрет, которым тот грозился в ближайшие же годы, начав учреждать тут и там «зоны трезвости», мало чем отличавшиеся от прочих зон. Подвигло его на это скорее всего то соображение, которое коротко сказано в частушке еще времен прошлых, брежневских кампаний против алкоголизма:

Водка стоит 6 и 8 —

Все равно ее не бросим;

Передайте Ильичу —

Нам и 10 по плечу.

Ну, а если будет больше,

То мы сделаем, как в Польше;

А когда все 25 —

Снова Зимний будем брать!

Как нарочно, последнее повышение цен на водку остановилось именно на червонце (для дешевых сортов). Видимо, начальство все-таки допетрило, что, отобрав достаток и свободную культуру, нельзя лишать того последнего горького утешения, в объятия которого коммунизм затолкал людей — ибо они могут терпеть лишь до какого-то предела, а потом озвереют, чем легко воспользуется любой противник горбачевской команды, стоит ему лишь пообещать «прекратить перегибы с вином». Значительное уменьшение винных магазинов привело к многосотенным, а потом и многотысячным очередям, которые вскоре прозвали

«петля Горбачева» или «Мишкин хвостик».

Под горячую руку повырубили не только многие гектары технического винограда на Кавказе и в Северной Азии, из которого гнали низкопробную «бормотуху» для спаивания населения в основном европейской части страны; погубили десятилетиями пестуемые ценные сорта в Крыму и Молдавии, причем ведущий ученый знаменитого еще с царских времен завода «Массандра» в отчаянии повесился.

Жалким средством наступления на народ было и учрежденное из-под палки Всесоюзное добровольное общество трезвости, куда тотчас принялись загонять насильно и быстро создали громадный полк чиновных бездельников на членские взносы. А молчаливые очереди все росли:

Водитель автобуса объявляет: «Остановка «Гастроном». Товарищи, не спешите выходить — следующая остановка «Конец очереди».

Но стало появляться и покруче:

«Коммунисты — вон из очереди!»

А также:

«Какая последняя переходная стадия от развитого социализма к коммунизму?» — «Алкоголизм».

И еще лозунг для новой пятилетки:

«От безалкогольной свадьбы — к непорочному зачатию!»

Иностранцы с удовольствием снимали даже в Москве, в знаменитых Столешниках, хвосты, где приходилось по четыре часа выстаивать уже не пьяницам, а приличного вида гражданам за двумя бутылками, отпускаемыми по норме. В некоторых областях ввели, чтобы рассеять их, талоны, мигом ставшие лучшей валютой, куда более ценной, нежели катящийся книзу рубль. Сообщали, что в давках при открытии и закрытии погибли десятки человек. Невозможность пробавиться даже пивом вызвала невиданный ранее среди молодежи рост наркомании и такой вообще раньше не бывший недуг, как нюхание технических веществ, вызывающее одурманивание («токсикомания»).

Встречаются трое старых алкашей у пивной; смирно стоят три часа за кружкой в очереди, ругаются, а потом и говорят: ладно уж, мы люди пропащие, зато детки будут здоровые…

— И то,—соглашается один.—Мой наверняка станет Мичуриным: не только что летом на шести сотках огорода три урожая мака снял; даже зимой на окошке в горшочке какую-то коноплю индейскую вывел!

— Ну, а моя-то, — добавляет другой, — будет врачихой посильнее