Дельта чувств - Виктор Иванович Миронов

Ханна не могла оторвать глаз от супруга и сына. Её тяжёлая корона совы была снята и стояла с боку. Вокруг ложа пол усыпан был толстым слоем лепестков распустившихся роз. Ноги Ханны ступали по ним и тонули по щиколотку, от пола поднимался одурманивающий аромат. То была пыль любовной тысячелетней истомы.

Гимн волновал искреннее чувство:

«Я хранить это буду лобзанье, словно тебя самого, раз меня покидаешь, истомный. И я, истомная, ныне жить остаюсь, богиня, идти за тобой не могу я».

Песня перемежалась горьким обращением к богине подземного царства.

«Мужа бери моего, Тиннит! Ведь ты обладаешь Силою большей, чем я, всё уходит к тебе, что прекрасно. Я ж бесконечно несчастна, несу ненасытное горе».

Ханна произнесла его имя:

– Мильк! Мильк! – донеслось дважды и трижды, каждый раз глуше. Мальчик услышал зов супруги на третий раз и, придя в себя, проговорил:

– Вот я.

Он опустил руки и голову и застенчиво улыбнулся, прижав лицо к женской груди. Мильк слышал мягкий, полный чувств, повелительный голос Ханны. Голос звучал над его головой. Ханна повторила, хотя и видела его внимание:

– Мильк! – прошептала женщина. – Смотри! – Она указала на священные древние символы на стене, из которых складывалось наставление. – Прочти, Мильк, – всё так же шёпотом попросила Ханна.

– «Я – Мильк, в день и в час великой беды, постигшей страну Дуумвира, посещаю это ложе Объятий. Хоть велика моя беда, а моё сердце отважно, я убоялся проклятия. Подумай хорошо, о тебя, кто пришёл после меня и если душа твоя чиста, а нашему солнечному Мелькарту поистине грозит гибель, возьми то сокровище, что я оставил на ложе любви…», – но, что за сокровище, которое мне оставил Отец?

– Придвинься ближе и взгляни.

Женщина взяла его руку и приложила её к своей груди.

– Ты дитя неба, – прошептала она.

– Я царственный сын Солнца.

– Ты лежал под сердцем Исиды.

– Величество Исиды, небесной матери, осеняет меня своим священным Величеством.

– Дыхание твоей небесной матери Аштарет испепелит твоих врагов. О Мелькарт, жив ты вечно!

Только после таких слов Мильк обратил внимание на первого пророка Эшмуна. Батбаал стоял в том виде, как его поставили здесь три тысячи лет назад. Тело его было убрано более чем скромно. Обритая голова была выбелена, но на лице не было пурпурной маски смерти, какой закрывали лицо при смерти Эшмуна. В руке он держал большую золотую пластину, сплошь покрытою священными письменами. Так как на нём была шкура жёлтой кошки и ещё потому, что неверность света канделябр способствовало преувеличенным представленьям. Батбаал казался человеком сверхъестественного роста, когда стоял между базальтовым ложем и рельефной стеной наставленья. Ещё большую внушительность приобретал он благодаря своей позе: он опирался на длинный посох-колос, обхватив его пальцами очень высоко, шкура сползала с украшенной на запястье браслетом руки. Голова странно серебрилась на свету ламп. Узкая щель губ была видна на ней. Карие, блестящие глаза, зоркие душевной зоркостью, озабоченно следили за Мильком. Эти проницательные глаза заглянули в прекрасные, чёрные глаза юноши, которые тот поднял к нему. Юноша ограничился улыбкой, которая разомкнула ему губы и показала блеск финифтью зубов – очень белых, – какими всегда кажутся зубы при смуглом лице. Он снова поднял руку, как прежде к Луне – женщине, качнул головой и, в знак восторга и восхищенья, прищёлкнул языком. Коснулся груди, выпрямил пальцы и изящным, округлым движеньем – полузакрыв глаза и, запрокинув голову – прижал их к сосцу, после чего, не отрывая руки, несколько раз произвёл округлое движение и снова приложил пальцы к сосцу. Не преминул указать пальцами и на лоно любви, а также коснуться ими колен и живота, каждый раз повторяя благоговейно движения рук. Всё это было красивой игрой, которая исполнялась непринуждённо, с особой ловкостью и грациозностью, в ней сказывался услужливый нрав и неподдельное чувство. Игра была пантомимой благочестивой покорности, оживлявшейся искренней радостью по поводу того, что представился этот лукавый случай. Мильк играл героическую и полную достоинства роль. Его тягу к величественности подтверждала кроткая песнь:

«Сколько слёз проливает она, столько же жизней теряет Эшмун, но, достигая земли, расцветает и то, и другое; Розы родятся из праха, из дождя анемон вырастает».

И даже если в его улыбке и была доля победительной самоуверенности, он всё – таки улыбался от радости, которую доставляла ему Она и прикрасы проявления пира любви. В мальчике выявлялось ребяческое удовлетворенье, проявившееся в слабости к внешней эффектности, независимой от подоплёки.

Голос первосвященника, полный чувств, потому что в нём слышалась дрожь внутренней озабоченности, раздался вновь:

– Я – Мелькарт, воссоединившийся с Эшмуном, царь солнца, проживший отведённый мне срок жизни, праведно и неизменно шедший по пути, который мне предначертал Непостижимый – Тот-Кто-Начало-и-Конец-Всего. Обращаюсь из подземной обители к тому, кто после меня будет на краткий миг занимать мой трон. Слушай же меня. Мне, Мелькарту – воссоединившемуся с Эшмуном – ещё в дни жизни было явлено, что настанет время, когда стране Дуумвира будет грозить опасность. И вот что я в своей мудрости сделал.

Батбаал читал:

«Я в щедрости обильно одаривал людей богатствами, один лишь Хор мог соперничать со мной. Я дал тысячи коров и гусей, тысячи волов и овец, тысячи мер зерна, сотни мер золота и драгоценных камней. Я берёг своё богатство и в конце жизни обратил его в драгоценную звезду – Аштарет, самую прекрасную и крупную в мире, искрящуюся с Мильком. И это сокровище я завещаю взять, когда настанет чёрный день. Знай же, о ты, кто встанет надо мной, когда исполнятся сроки, что, солнце скрыто во мне. И я предупреждаю тебя, рождённый звездой! Если тебе сокровище нужно действительно затем, чтобы спасти мир, без страха и без промедления вынь меня, искру, из лона сокровища и с тобой пребудет моё благословение и благоговение. Но если в сердце твоём затаился коварный умысел, да падёт на тебя проклятье Мота! Да падёт проклятье на того, кто пригреет осквернившего лоно сокровища! Да падёт проклятье на того, кто оскорбит великую богиню! На полях мы встретимся с тобой – злодей – лицом к лицу!

Для того чтобы скрыть тайну сокровища, я – Эшмун, повелел построить поминальный храм, лицом к Мелькарту. Тайну передают друг другу верховные жрецы этого храма. Если кто-то из верховных жрецов откроет тайну кому-то другому, кроме царя Милька или той, которая носит корону Мелькарта и правит страной, сидя на его троне, да будет проклят он».

Так написал я – Мелькарт, воссиявший солнцем. Пройдёт время и