Овидий-роман - Егор Зернов

«Медея» – это прекрасное кино, поражающее своей многозначительностью. Оно заставит каждого зрителя задуматься о смысле и значимости искусства, о его роли в жизни общества. А пока все больше и больше людей будут смотреть фильм Овидия, небесная колесница, как Ноев ковчег, будет плыть вперед сквозь годы, неся в себе все лучшее, что есть у человечества. Вряд ли я могу назвать этот фильм своим любимым, но однозначно, за очень качественную работу и атмосферу, ставлю 8 из 10.

[рецензия-3]

Это фильм-притча. Публий Овидий Назон, его автор, режиссер, как бы говорит этой картиной: Я ТОЛЬКО ХОЧУ ЧТОБЫ ВЫ МЕНЯ ЛЮБИЛИ, а потом говорит: Я НЕ ТОЛЬКО ХОЧУ ЧТОБЫ ВЫ МЕНЯ ЛЮБИЛИ. Зритель для этого фильма еще не рожден, не сформирован, этот фильм пролетит мимо глаз нашего невоспитанного зрителя, Вы только покажите ему сцену, скажем, без слов, немую сцену в десять минут, да нет, даже в пять минут, и он будет плакать, кричать, умолять сказать хотя бы словечко, будто не фильм перед ним, а театр, а люди в нем – актеры, что готовы сорваться ради драгоценного зрителя и сказать это самое словечко, чтобы он не залез в свой поганый телефон, с которого смотрит фильмы и читает книги, это как унитаз в ванной. Абсолютная дегенерация зрителя! Когда-то люди бросались помидорами в персонажей, а теперь просто не приходят почитать книгу / посмотреть спектакль/фильм, ведь они сидят дома. Для этой картины нужен контекст, который нашему потребителю неизвестен, ведь потребитель не читает книг, не смотрит фильмов, он пьет пиво и тупо смотрит в стену после работы, жалкое такое существо, что с него взять, о неблагородный ручной труд! Куда ж его носителям лезть в культурный контекст авангарда, который если не руководствуется текстами друзей и знакомых, пишущих прямо сейчас, то берет свои истоки у лучших образцов малоизвестной литературы, плохо переведенной на наш язык. Это фильм-притча, если вы думаете, что все, сказанное в нем, буквально, то вы ничего не поняли, вы тупые, вам должно быть стыдно выходить на улицу и являть людям свой безобразный, безмозглый лик. Я боюсь продолжать этот текст, понимая, что вы можете случайно прочитать его, пока гуглите «в чем смысл [фильма]». Ну вот, я это написал, теперь гугл непременно приведет вас сюда, и только посмейте пасть разинуть, чтобы ляпнуть мне что-то в ответ, вас, подонки, сюда никто не приглашал, этот фильм снимался не для вас, эта рецензия пишется мимо вас.

Особенно интересна точка драмы, в которой Медея выходит из рамки своей героини. Самой себя, проговаривает информацию о постановке и тем самым встает в позицию создательницы, хотя под большим вопросом остается распределение сил: это она встает в такую позицию или создатель-мужчина ставит себя на ее место, несправедливо присваивая себе женский образ?

Конечно, это понравится вам, умникам, которые пальцем в этой жизни не шевельнули, чтобы отстоять свои эстетические и этические идеалы, свою дискурсивную честь. Вы, левые интеллектуалы, с ума сходите от восторга, стоит другому левому интеллектуалу посмеяться над левыми интеллектуалами в своем произведении. Ха-ха, критика левого слева, критика правого справа, это так тонко, можно убить себя от восторга! Стоит появиться гению, творцу, демиургу, вы сразу пищите мышами из своих углов, потому что вы не читали того, что читал он, вам не являлось во сне то, что являлось ему, красное, мутное, сияющее в факте своего рождения! Неблагодарные, завистливые твари, и мимо вас, не сомневайтесь, пролетит этот фильм, ведь в вашем структурно непогрешимом мире идей нет места для акта трансгрессии, фильм своими прозрачными, но густыми потоками разрывает ваши морды, а вы только и можете пищать, что в нем нет цельности, целостности, совершенства! Стоит снимать грязное кино, сделанное на коленке, самое пошлое, самое банальное, чтобы вы блевали от негодования, мол, как так можно, у нас же нет для этого языка, качество этого кино нельзя верифицировать! А вот так, это ваша работа, создавайте этот язык! Ваша глупость торчит в каждой сфере искусства: в кино вы дрожите от радости, когда видите ручную камеру, в совриске – когда цвета достаточно, чтобы поставить на обложку музыкального альбома, в литературе – когда автор использует новые графические символы, вы, верхогляды, готовы оды писать, стоит кому-то вставить эмодзи в стихотворение, но зачем именно – это вы исследовать уже не готовы.

Монологичность, интенсивность речи, остроумная деконструкция официальных штампов – то, что сразу бросается в глаза. Гораздо менее очевидны призрачные и плавающие отношения автора и Ясона, который сначала, кажется, используется в качестве груши для идеологического битья, но потом подключается к авторскому началу, к его трагической сути…

Этот фильм никогда не найдет свою аудиторию, ведь она к нему не готова. Может, ее автору повезет вовремя умереть и найти свою аудиторию среди последующих поколений, среди тонких прослоек эстетов, которые любят находить то, что остальные даже не ищут. Эти эстеты будут вкладывать энергию нашего автора в свои творения, таким образом даже популяризируют его, и судьба фильма станет вполне сносной, вдали мерцают посмертные награды, признание. Но нет, не мерцают, автор – конченая мразь, посмотрите, как он пытается усидеть на двух стульях, плюнуть и вправо, и влево, и по центру одновременно, а плевок остается на его мерзкой роже. Дохлая фигурка, этот режиссерик, что пытается явить миру только пустое свое Я, то есть EGO, то есть SUM, то есть ЕСМЬ, местоимения тут не нужно – особенность языка. Он долго будет водить вас за нос, изображая напряженную работу мозга, но в конечном счете остается только голый зад короля, смотрите, он понял все о течении истории, он может называть свою трусость, вообще-то для человека и тем более для творца естественную, называть свою трусость цинизмом, пониманием этого СЮЖЕТА. Он такой умный, вы все такие умные, идите вы все нахуй.

Medea-сценарий

Первое действие явление Медеи

МЕДЕЯ. Это сцена театра, снова сцена театра. Театр может быть заменен на заводские помещения или клуб, главное – сохранить присутствие аудитории, деление на того, кто вещает, и на тех, кто смотрит и слушает. В моих ушах большие золотые серьги, так что, когда я поворачиваю голову влево или вправо, они трясутся и дребезжат. Остальное вариативно. Тут очень темно, я стою в совершенно глухой темноте, разве что всяческие проблески