Овидий-роман - Егор Зернов

его настройки будто неправильно выстроены. Можно разместить видеоряд в черной рамке, можно в белой, можно в мерцающей, а можно в красной. На фоне разносится грузный грув – игра на барабанах, хлипкие диски своим раскатистым звуком как бы подключаются к бегущему зерну, царапинам, пересвету, всему подряд.

ЯСОН справа, сзади, потом спереди, слева, бледный и злой. Это все, что можно сказать по его внешнему виду, т. к. у него отсутствует лицо, на голове только невзрачный парик и плотно натянутая кожа. Бледные и злые руки ЯСОНА мотаются в разные стороны, он бегает по разным сторонам кадра, вроде куклы, каких обычно используют на испытаниях: например, сажают в машину, на всей скорости въезжающую в стену. ЯСОН пропадает. Кажется, в кадре (или на сцене) действительно появляется машина. Она повернута к большой кирпичной стене, ее стекла затонированы, ничего не видно. Передние окна опускаются, и мы видим, что никого нет за рулем, но теперь грузный грув раздается из самой машины. Опускаются задние окна, и мы видим ЯСОНА, бледного и злого, безвольного, инертного. Машина отъезжает назад, чтобы через секунду въехать на скорости в стену. Она начинает гореть. Диски в барабанной игре отходят на задний план, то есть бьются реже на какое-то время, сейчас звучит только то, что натянуто, – глубоко и странно, это будто бы ритуальная музыка. Появляется еще одна машина, что визуально не отличается от предыдущей. Разница лишь в том, что одна машина разбита всмятку, а другая, новая, стоит целая. Передние стекла новой машины открываются, и мы видим, что никого нет за рулем, диски возвращаются в барабанный грув, открываются задние стекла машины, там мы видим ЯСОНА, злого и бледного, яркого. K барабанному груву прибавлен сильный бас, который заставляет помещение слегка дрожать. ЯСОН открывает дверь машины, становится на ее крышу и долго смотрит на другой, горящий автомобиль. Тогда он садится за руль своей, то есть целой, машины, разгоняется и въезжает в горящую разбитую машину. Теперь горит все, музыка становится интенсивнее.

Где-то раздаются аплодисменты, ликование, свист. Слышно, как кто-то поет в небольших компаниях песни, кто-то просто бездумно орет. Иногда слышны склейки в аудиодорожке.

Ленинград. Большая парадная, лестницы тянутся вдоль стен и образуют пустое пространство в сердцевине помещения, поэтому иногда съемка ведется с лестницы, то есть сверху вниз. ЯСОН входит в этот подъезд, ложится на пол по центру. Ничего не происходит. Тогда он встает, открывает дверь подъезда, оставляет ее в раскрытом положении, потом поднимается по лестнице и начинает громко стучать во все двери на своем пути, он добегает до последнего этажа, стучит в последнюю дверь, поднимается на крышу и прыгает с нее, пока все двери в подъезде начинают быстро открываться и закрываться, кто-то стучится в двери изнутри, эти действия повторяются, поэтому кажется, что двери – это рты, которые что-то жуют. В какой-то момент из дверей выбегают жильцы дома, подбирают ЯСОНА с улицы и тянут его обратно в подъезд, в его центр. Тут мы понимаем, что ЯСОН представляет собой имитацию мужчины среднего роста. Он был выкраден из судебно-медицинской экспертизы. ЯСОН, имитация мужчины среднего роста, одет в рубашку, пиджак, брюки, шапку. Действие развивается стремительно. ЯСОНА бросают на пол, и в момент падения ЯСОН громко бьется о плитку и, пружиня, отпрыгивает от пола несколько раз. К нему кидается группа мужчин с палками и камнями, начинает его избивать. Я с кинокамерой стою в укрытии, чтобы не давать случайным прохожим никаких мотиваций происходящего. Секунд через пять с улицы раздаются какие-то невнятные, но сильно эмоционально окрашенные вопли, и к месту избиения бросаются люди на помощь ЯСОНУ. Избивающие в шоке, возникает преддраковая ситуация. В этот самый момент у ЯСОНА отлетает голова в шапке, она была уже давно оторвана и непрочно держалась на штыре. Эта неожиданность придает избиению второе дыхание. Спасающие ЯСОНА оказываются обездвижены от ужаса. Тупо уставившись на поролоновый срез головы ЯСОНА, они медленно, что-то бормоча под глухие удары палок, начинают пятиться назад, за поле зрения. Все расходятся по квартирам или из подъезда, все прочь. Обезглавленный ЯСОН-манекен лежит на полу. Ничего не происходит.

На фоне раздаются аплодисменты, ликование, свист. Слышно, как кто-то поет в небольших компаниях песни, кто-то просто бездумно орет. Иногда слышны склейки в аудиодорожке.

Теперь это сцена, теперь это точно сцена. Кажется, нет зрителей, никого. Зрительный зал не освещен, но сцену заливает ярким светом, стены серые, будто мы находимся в хозяйственном отделении какого-нибудь муниципального здания. Скользкий пол или, может, клеенка по центру сцены, вокруг этого центра поставлены на штативы три камеры, по очереди они транслируют изображение на фон. Выходит ЯСОН, одетый в каску, в странные очки с толстыми стеклами, с перебинтованной головой, перебинтованными ногами. На его теле тельняшка, пиджак, брюки. Он становится так, что его окружают камеры, раздается музыка. Сначала (слегка) барабаны, потом струны бас-гитары приводятся в движение, вступает фортепиано, ноты низкие, злые. ЯСОН начинает танцевать, медленно танцевать, он пытается сделать свое тело адекватным музыке, корчится, корячится, изображает нечеловеческое существо. КТО ЭТО ТАМ ВЕСЬ В ОГНЕ / ТАЩИТ ЗА СОБОЙ МЕШОК ЦЕПЕЙ / О БЕДНОЕ СЕРДЦЕ / ОБРЕЧЕН ИЗНАЧАЛЬНО / ОБРЕЧЕН ИГРАТЬ ЗЛОДЕЙСКУЮ РОЛЬ. Тут выходят люди в защитных белых костюмах, в перчатках, в масках, они достают пульверизаторы и брызгают в ЯСОНА красной жидкостью. Камеры транслируют вид ЯСОНА по очереди, с разных ракурсов. Он продолжает танцевать, никак не реагируя на людей, начинает раздеваться, когда одежда становится мокрой. Он танцует, все так же корчит лицо. КТО ЭТО ТАМ БРОДИТ У ЗДАНИЯ СУДА / ПРИБИВАЯ МОЕ ЛИЦО К ЗАБОРУ / О НЕТ О НЕТ КУДА Б Я ПОШЕЛ / ТРЕВОГА МОЙ ГОРБ / Я ВЛАЧУ МЕШОК СКОРБИ / ПРОЧЬ ОТ ЛИНЧУЮЩЕЙ ВЕРЕВКИ. Тогда танцора снова обрызгивают красной жидкостью, и он остается только в трусах, не снимая запачканных очков, не снимая бинтов и каски. КОГО ТАМ НА ДЕРЕВЕ ДЕРЖИТ ПЕТЛЯ / У НЕГО НЕТ ГЛАЗ НО ОН ПРЯМ КАК Я. Люди в защитных костюмах продолжают разбрызгивать красным по телу ЯСОНА, он начинает поскальзываться, падать, измазанный краской, как бы рассыпаться и собираться заново, камеры друг за другом берут инициативу, изображение на фоне переключается слишком быстро, ЯСОН начинает изображать руками разного рода политические жесты, которые становятся бессмысленными, как только являются в его исполнении. Тогда он в очередной раз встает, голый, красный, в очках и каске, в мокрых бинтах. Музыки уже нет. Он смотрит в одну камеру, потом в другую,