Война, которая спасла мне жизнь - Кимберли Брубэйкер Брэдли

Я кивнула. Дорога несложная, всего два поворота, к тому же там такая решётка помпезная с коваными воротами, и аллея сразу за ними – их-то я точно не пропущу.

– Если уж поедешь верхом, то для дальней дороги лучше надеть на него седло, – подсказала мисс Смит. – Правое стремя можно отстегнуть, тогда не будет биться ему о бок. – Знает ведь, что я в правое стремя не могу ногу ставить, слишком больно.

– А его какое, маленькое? – спрашиваю. В сарае накрытые тканью лежали на специальной подставке три седла. Два побольше, одно маленькое.

– Да, – ответила мисс Смит. – Пойдём, покажу.

– Да не, нормально, – говорю. – Не надо мне ничего показывать.

Она долго смотрела на меня молча, потом говорит:

– Никогда толком не знаю, что могу сделать для вас лучше. К Джейми в школу надо было раньше идти, за тобой больше присматривать… Но, с другой стороны, тебе же самой это бы и не нравилось, верно?

Ну и что мне отвечать на такой вопрос? Я встала, собрала свою посуду и пошла на кухню. Остатки еды смахнула в мусорник, набрала в раковину мыльной воды и приготовилась мыть.

– Ада, ты хотя бы мне сообщишь, если у тебя будут трудности? – спрашивает за спиной мисс Смит. – Обратишься за помощью?

– Никакая мне помощь не понадобится, – говорю; сама не оборачиваюсь.

За спиной слышится вздох.

– Ладно, как знаешь, – говорит в конце концов мисс Смит.

Седло было немного дурацкое, но я всё-таки нацепила его на Коржика. Начала залезать, и оно сползло со спины. Я спустилась, надела правильно, ещё раз затянула подпругу – она почему-то ослабла, не знаю почему; во второй раз она уже держалась крепко. Я села верхом, мы вышли через калитку и затрусили по дороге.

Никаких следов взрыва или обломков сгоревшего самолёта на аэродроме уже не осталось. Джейми потом нам сказал, что погибло три человека, но он их не знал. За последнюю неделю на аэродроме прибавилось бараков и выросла какая-то большая башня, непонятно для чего. Самолёты стояли в рядочек у дальнего конца посадочной полосы, а над ней кружил ещё один – опускался низко-низко, касался колёсиком, а потом снова взмывал. Круг за кругом. Коржик даже ухом не повёл. Ему эти взлёты-посадки были что деревья шелестят.

Где-то на полпути Коржик заартачился, попытался развернуться и пойти домой. Я заставила его идти дальше. После этого он шёл совсем нехотя, пожёвывая удила и дёргая ушами в мою сторону, точно попутно чихвостил меня на своём лошадином языке. Ступал он неимоверно медленно, и мне с тоской вспомнился скакун Джонатана. Какой-то месяц назад я была бы в восторге кататься на Коржике, а теперь мне хотелось большего.

А два месяца назад я и деревьев никогда не видала.

В конце концов мы дотянули до дома Мэгги и, обогнув его, вышли на конный двор. Граймс был там, перед конюшнями, поливал большого серого коня из ведра. Увидел меня и говорит:

– Здоро́во.

– Здоро́во, – говорю, а сама как-то сразу робею. Он же не приглашал меня к себе на конюшню – это Мэггина мама разрешила заезжать, а Граймсу, может статься, такое не очень-то по душе. Так или иначе, сползла с Коржика, завела правую ногу за левую, стою.

Граймс окинул меня взглядом.

– Подожди-ка тут, – говорит. И повёл серого в стойло. Возвращается и спрашивает: – А теперь объясни, чего ради ты заставила этого страдальца тащиться по дороге?

– За помощью к вам приехала, – говорю. – Не могу его заставить скакать.

– Ещё бы! – Граймс наклонился к передним ногам Коржика. – Ему, поди, копыта годами не подпиливали. Небось с самой смерти этой второй. Мисс Бекки.

Он убрёл куда-то, возвращается – в руках куча железных инструментов.

– Так, подержи-ка его, – велит мне. Сам взял Коржика за ногу, повернул копытом наверх, а потом какими-то клешнями хрясь! – и отхватил Коржику копыто!

Я завопила. Коржик дёрнулся. Граймс поднялся, ногу отпустил, и Коржик поставил её на землю – видно было, что кое-что от копыта у него всё-таки осталось. Но отрезанная часть, уродливая толстенная завитуха, валялась в стороне, на булыжниках мощёного двора. Граймс повернулся ко мне и спросил:

– Ну что, похоже, будто ему больно?

А похоже не было. К моему изумлению, Коржик стоял рядом совершенно спокойно.

– У пони копыта – как у нас ногти, – пояснил Граймс, взял в руки другой инструмент и принялся подпиливать края укороченного копыта. – Видала, как отрастают – нужно обрезать.

По части обрезки ногтей мисс Смит была прямо-таки неугомонна. Нам она их укоротила уже на второй день приезда – причём и на ногах тоже, и потом обрезала строго каждую неделю. Отросшие концы она аккуратно отсекала с помощью специальных щипчиков – я-то привыкла просто отгрызать, что торчит. Процедура казалась мне странной, но Граймс был прав – это не больно.

– У твоего копыта уже вон какие длиннющие, и от этого у него ноги болят, – говорит Граймс, а сам за другую переднюю ногу принимается. – Поди, и просто ступать-то больно, а быстрее вообще не выйдет, споткнётся об них. Видишь, показывает, что чувствительно. Ничего, сейчас куда лучше станет.

Меня точно обожгло внутри. Всё это время я его мучила, сама того не зная.

– Кое-кому животных просто доверять нельзя, – говорит Граймс, точно мысли мои прочитал. Потом взглянул на меня и добавил: – Да не, я не про тебя. Ты ж с Лондона приехала, да и лет тебе сколько, откуда тебе знать? А вот мисс Смит твоя – она как охотничьих продала, так поняшу этого в загон пастись отправила и с тех пор, как я посмотрю, вообще про него забыла.

– Она говорит, что пони, кроме травы, больше ничего и не надо.

– Ну да, питаются-то они травой, но им же не только еда нужна. Представь, если б тебя вдоволь кормили, а о чистоте, о здоровье твоём не заботились и вообще никакой заботы к тебе не проявляли, тебе бы каково жилось?

– Сыто, – говорю.

Граймс расхохотался.

– Это да, – согласился он.

Покончив со всеми четырьмя копытами, он сказал:

– Недельки через три-четыре ты его снова ко мне приводи, я опять подкоротаю. Обычно месяца через полтора требуется, но тут нам ещё есть что подправить, пока он, бедняга, в норму не придёт. Раньше этим коваль занимался, но он на той неделе в армию ушёл.

Я кивнула. Задумалась, что бы добавить. Вспомнила:

– Большое спасибо, мистер Граймс.

От уголков глаз стрельнули лучики морщинок, но он не улыбнулся.