Война, которая спасла мне жизнь - Кимберли Брубэйкер Брэдли

Смит резко вскинула на меня глаза и потребовала, чтобы я объяснила. Я, конечно, поначалу говорить отказывалась, но в конце концов она вытянула из меня всю историю. Вздохнула и говорит:

– Что ж, я приношу свои извинения. Это произошло по моему незнанию, не по злому умыслу – хотя это не оправдание, верно? – Она протянула руку, чтобы потрепать меня по плечу, но я отпрянула. – Понимаю, злишься на меня. Я бы тоже злилась.

После ужина она выпроводила меня на загон и заставила показать, какие теперь у Коржика копыта, и описать, какие они были до этого. Потом заставила пересказать, чему ещё меня научил Граймс, пошла в сарай и оглядела имевшееся там снаряжение.

– Ужасно, конечно, видеть, к чему приводят собственные недостатки, – сказала она. – А после того как Коржику исправили копыта, ему стало лучше?

– Копыта ему не исправили, – ответила я. – И ещё долго не исправят, на это недели уйдут. А как ему стало, лучше там или как, я понятия не имею. Я сама потерялась.

Она кивнула:

– Ты, должно быть, испугалась сильно. Плутала там в страхе и злилась.

– Ещё чего, – ответила я, хотя по правде я здорово испугалась, по крайней мере, пока океан не увидела. – С чего мне пугаться?

– Злилась, – сказала Сьюзан и обвила мои плечи рукой.

– Ничего я не злилась, – процедила я сквозь зубы. Хотя, конечно, злилась. О, как я злилась.

Глава 23

Затонул «Роял Оук».

«Роял Оук» был британский военный корабль. Пока он стоял на якоре у берегов Шотландии, его атаковала торпедами немецкая подводная лодка, и 833 моряка из более чем 1200 человек экипажа погибли. Об этом мы узнали по радио, которое слушали почти каждый вечер.

В субботу Сьюзан решила сводить нас в кино. Для нас с Джейми это был первый раз в кинотеатре. Мы опустились в плюшевые кресла, вроде наших лиловых мягких стульев, и вдруг нежданно-негаданно вся стена перед нами обратилась в мелькающую картинку. Заиграла музыка, и мужской голос стал рассказывать про события войны.

Я думала, мы пришли посмотреть интересную историю, а не слушать про войну. Кроме дурацких плакатов да мешков с песком на некоторых перекрёстках, мы особенно-то войны и не видели. Бомбёжек никаких не было. А тут перед нами выросла картина громадного корабля, который на наших глазах заваливается набок, в то время как из дырок на корпусе валит чёрный дым. Картина занимала всю стену и ужасала сама по себе, но, когда трагичный голос диктора объявил, что свыше сотни погибших были совсем юнцы, стало ещё хуже. Я взглянула на Джейми, который сидел по другую сторону от Сьюзан, и шёпотом заявила:

– Хочу домой.

– Ш-ш, – попыталась утихомирить меня Сьюзан. – Ещё минутку, сейчас новостной выпуск кончится, а потом пойдёт кино.

– Хочу домой, – уже громче потребовала я.

– Не начинай, – отрезала Сьюзан.

– Не начинай, – поддакнул Джейми.

И я не стала. Вместо этого я заткнула уши и зажмурила глаза, и сидела так, пока Сьюзан не потеребила меня за локоть и не сообщила, что кино начинается. Однако и после этого я не могла никак выкинуть из головы горящий корабль и мысль о мальчиках, которые умерли.

Ночью из-за кино мне приснился кошмар. Джейми напрудил в кровать, но это он и так каждую ночь делал до сих пор. Мне же снилось, что вокруг пожар, клубы дыма, а я привязана к стулу – тому своему стулу у нас в Лондоне. Я не могла уйти, не могла сдвинуться с места, и я завизжала. Проснулся Джейми, зарыдал, и на его плач в комнату ворвалась Сьюзан.

– Что, видимо, слишком впечатлило? – спросила она утром. Вид у неё был усталый и злой, но злой он у неё был каждое утро.

Я отвела взгляд в сторону. Откуда мне знать, что значит «впечатлило»?

– Немного перебор? – подступилась снова Сьюзан.

Ну конечно, перебор. Примерно на 833 человека.

Сьюзан вздохнула:

– В следующий раз, когда пойдём в кино, подождём в вестибюле, пока новостную ленту докрутят. Радио, я полагаю, ещё ничего?

Я кивнула. По радио ведь без картинки.

Джейми рассказал Сьюзан, что его учительница до сих пор считает его приспешником дьявола, и по этой причине нам всем надо ходить в церковь по воскресеньям.

– Конечно, никакой ты не приспешник, – сказала Сьюзан, – но если будешь ходить, одной причиной для сплетен станет меньше. Да мне и самой было как-то неловко, что я махнула рукой на ваше религиозное воспитание.

И она заставила нас ходить – сама при этом не стала. В первый раз только сходила, чтобы научить нас, где сидеть – на длинной скамье, да как сидеть – тихо, пока не начнут петь или говорить определённые слова. Правда, в последнем случае мы всё равно сидели тихо, потому что ни песен, ни слов не знали. Впереди какой-то человек зачитывал из книги, а потом долго говорил своё, и когда Джейми принялся пинать скамейку, ему влетело. Когда он услышал, как священник говорит: «Аминь», он решил, что тот говорит: «Камин», и ему показалось это смешно. Всю следующую неделю, когда Сьюзан разжигала камин, он поднимал руку со сложенными пальцами, кричал: «Каминь!» и крестился.

После того первого воскресенья Сьюзан только провожала нас до церкви, отправлялась гулять по городочку, а потом забирала. Объяснялось это якобы тем, что она и церковь – несовместимые вещи.

– Вы же говорили, что у вас отец в церкви работал, – хмуро заметила я во второе воскресенье по пути домой. Всю сидячую часть на нас с Джейми неотрывно пялилась соседняя мадам, и понравиться мне это не могло.

Лицо у мисс Смит вытянулось, и она процедила:

– Да, работал. И совершенно отчётливо дал мне понять, что моей вине нет искупления.

– Искупления? Это что значит? – спросила Джейми.

– В моём случае это значит, что как бы я ни старалась, ничто не смоет мои грехи и не вернёт мне небесный венец. В общем, что родители ко мне теперь плохо относятся. И да, отец ещё жив. Мама умерла.

– Ой. – Джейми поднял камушек и запустил его в фонарный столб у дальнего дома. – Наша мама к нам тоже плохо относится. Особенно к Аде. Аду просто ненавидит. Аде нет искупления.

Меня передёрнуло:

– Почему это, теперь, может, и есть? Может, я и ходить теперь смогу?

– Без костылей не сможешь, – отрезал Джейми. – У тебя ж нога твоя уродская никуда не делась.

– Джейми! – воскликнула мисс Смит. – А ну извинись!

– Но ведь так и есть! – запротестовал Джейми.

– Нога у Ады не уродская, –