Война, которая спасла мне жизнь - Кимберли Брубэйкер Брэдли

Но зверюга не исцарапал. Джейми отмыл своего паршивого питомца, утопил всех его блох и принёс вниз завёрнутым в лучшее полотенце в доме. За ужином он скормил ему половину мяса из своей порции.

– Дальше пусть сам за добычей охотится, – сказала Сьюзан. – Не хватало ещё, чтобы я на кота готовила.

– Он охотник что надо, – протянул Джейми, почёсывая коту голову. – Верно говорю, Боврил?

С тех пор Джейми засыпал только тогда, когда Боврил свернётся клубком у него в объятиях. Больше Джейми в кровать не писался. Через пару недель Сьюзан сама поставила Боврилу миску с разбавленным молоком.

– Заработал, – сказала она мне. – Сэкономлю на стирке простыней.

Глава 26

Сьюзан хитростью заставила меня писать.

Как-то вечером, после ужина и мытья посуды, Джейми сидел за столом и упражнялся в правописании. Я опустилась на своё обычное место и стала следить за ним. Тут-то Сьюзан и предложила:

– Джейми, покажи Аде, почему ты левша.

Джейми ухмыльнулся. Переложил карандаш из левой в правую – и карандаш тут же задёргался по странице. Были буковки маленькие, аккуратные – стали огромные, неровные.

– Да ты придуриваешься, – говорю. Гляжу, как он ухмыляется, и сама удержаться не могу, смеюсь.

– Не-а, – говорит Джейми. – Этой рукой не могу.

– Ты сама попробуй, – подзуживает Сьюзан. – Только вначале левой рукой. – Дала мне чистую бумагу и написала на ней несколько букв. – На-ка, срисуй.

Я попробовала – а это и впрямь невозможно! Я даже стала правой рукой листок придерживать, чтобы он хотя бы не ёрзал – всё равно левая рука совсем карандашом не управляет.

– Вот ты точно правша, – заметила Сьюзан. – Давай перекладывай карандаш, увидишь.

Правой рукой то же самое оказалось просто. Я срисовала буквы Сьюзан, и получилось почти так же ровно, как у неё.

– Отлично, – сказала Сьюзан. – Ты только что написала своё имя.

– Это моё имя?

Джейми заглянул мне через плечо.

– «Ада», – подтвердил он.

Сьюзан взяла карандаш.

– А вот это «Джейми». А вот «Сьюзан». – И она передала карандаш Джейми. – Продолжай, – сказала она ему. – Ада, не подбросишь угля?

Я подбросила, но вначале, когда Сьюзан отвернулась, сунула бумажку с именами в карман. Вот она уйдёт, я найду карандаш и попробую.

Однажды, ближе к концу ноября, когда я приехала к Фреду помочь с работой, он вышел ко мне навстречу с улыбкой в пол-лица.

– Иди-ка глянь, что я нашёл, – сказал он.

Я слезла с Коржика, привязала, отстегнула костыли и пошла за ним в седельную. Он показал мне на одно седло на вешалке, с виду довольно странное. Сиденье было нормальное, и одно стремя тоже, а вот из передней луки торчали две какие-то загогулины.

– Дамское седло, – объявил Фред. – Ему лет двадцать, а то и тридцать. Может, ещё больше.

– И?

– Ну-ка, пойдём покажу.

Фред подцепил седло с вешалки, надел его на Коржика вместо моего и посадил меня сверху. Левая нога прошла под изгиб одной из загогулин – та теперь плотно прилегала к ляжке, – и встала в стремя. А правая повисла с той стороны, где стремени не было.

– Так, теперь перекидываешь правую на эту сторону, вот сюда, – скомандовал Фред и показал, как положить правую ляжку в изгиб второй загогулины. В итоге нога свисала вдоль левого плеча Коржика. – Вот так, – закончил Фред. – Теперь правое бедро немного назад и корпус ровно, по центру.

Ощущения странные, но сиделось плотно, крепко. С тех пор как Коржик забегал, сильнее стала сказываться больная нога. То, что её было не поставить в стремя, мне не особо мешало – разве что заставляло немного заваливаться в седле; но вот нормально работать правым шенкелем не получалось. Я могла стукнуть Коржика пяткой, но прижимать икру к его боку хоть сколько-то долго не выходило. Лодыжка в том виде, в каком она тогда была, просто так не поворачивалась.

– А вот это, – объявил Фред, вручая мне увесистую трость, оплетённую кожей, – будет твоя правая нога.

– Нога?!

– Именно. У тебя же справа нет сейчас шенкеля? Ну так вот. Берёшь вот такую палку, этот конец в руке, другой – внизу, у бока лошади. И когда надо – даёшь команду им, как своей ногой.

Фред вывел нас с Коржиком в леваду, где я обычно ездила.

– Сначала пообвыкни немного и ему дай приноровиться. – Он опять растянулся в улыбке от уха до уха. – Как оно вообще?

– Вроде нормально, – сказала я. Седалище немного ёрзало, но ноги держались крепко. – Не знала, что для калек специальные седла бывают, – добавила я. Интересно, где он его откопал? И кто в нём ездил раньше?

– Да не, это не для калек, – ответил Фред. – Это так все дамочки раньше ездили. Тогда обычное седло для леди вроде как неприличное считалось. А потом, после войны, всё поменялось. Вначале знатные дамы в обычное пересели, а за ними и остальные.

– После какой войны? – удивилась я. Та, что шла сейчас, вроде ещё не закончилась.

– Да предыдущей. Двадцать лет назад. – Лицо его посерело. – Сколько сынов тогда Англия потеряла, три миллиона, не меньше.

– Значит, осталось много дочерей, – заметила я. – А в наследство им – много бесхозных сёдел.

– Может, и так. – Фред проследил за мной два круга, первый шагом, потом рысью. Рысью в дамском седле оказалось куда проще – меня по-прежнему потряхивало, но не телепало.

– Ладно, на сегодня хватит, – сказал Фред. – Сама ещё потом поупражняешься. Только пока без прыжков.

Вечно без прыжков.

Покончив с работой, я обычно отправлялась домой через длинный холм, что возвышался над нашим посёлком. Сьюзан нарисовала его мне на карте. На вершине я останавливалась и подолгу смотрела на океан. В некоторые дни мне удавалось разглядеть корабли вдалеке, пару раз я замечала рыбацкое судно поближе. Сегодня не было ничего, только солнце блестело на поверхности воды, да птицы кружили в небе, да мелкие белые волны разбивались о берег. Сьюзан рассказывала, что внизу у края воды есть песчаная полоса, и до войны по ней было здорово гулять и смотреть на океан. Сейчас эта полоса, пляж, лежала оплетённая колючей проволокой и усеянная минами, то есть бомбами в земле, на случай вторжения немцев. Но когда война кончится, мы пойдём гулять по пляжу. Так Сьюзан сказала.

Сьюзан заявила, что я не могу принять дамское седло. Сказала, для подарка слишком дорого. Она повела меня разбираться к леди Тортон в контору Женской службы – вместе с седлом.

– Вот это старьё? – вскинула брови леди Тортон. – Да оно, должно быть, ещё тётино. Матушка