Война, которая спасла мне жизнь - Кимберли Брубэйкер Брэдли

Маргарет написала мне письмо из своей школы.

В один прекрасный день Сьюзан положила передо мной на стол конверт, и я разобрала, водя пальцем: «Аде». Та бумажка, на которой Сьюзан написала наши имена, всё ещё хранилась у меня, и я раз за разом их переписывала.

– Прочитать тебе? – спросила Сьюзан.

– Нет. – Я вынула письмо из конверта и уставилась на закорючки. Как я ни старалась, ни во что осмысленное они не складывались. Перед сном я дала прочитать его Джейми, но тот заявил, что написано опять заковыристо и читать такое он не умеет.

Но просить Сьюзан о помощи я не собиралась. В конце концов понесла письмо Фреду. Тот пожевал трубку и сказал в итоге, что Мэгги предлагает вместе прокатиться верхом, когда она приедет домой на рождественские каникулы.

– Но на Рождество меня здесь уже не будет, – сказала я. – К тому времени и война-то кончится.

Фред покачал головой.

– Я бы не был так уверен, – возразил он. – Прошёл всего месяц. По мне, так война ещё и не началась как следует.

– Мама за нами скоро пришлёт, – сказала я. – Все остальные эвакуированные потихоньку уезжают.

Фред почесал за ухом.

– Что ж, будем надеяться, что не пришлёт, а? Уж не знаю, что б я без тебя делал. – И он улыбнулся мне, а я, к своему удивлению, улыбнулась в ответ.

Но в душе я знала, что мы здесь не навсегда. Всё хорошее, что здесь было – прежде всего что меня выпускают на волю; потом Коржик; костыли; и ещё что мы в тепле, даже когда снаружи холодно; чистая одежда, и ванна каждый вечер; еда трижды в день, и этот Боврил горячий перед сном; вид на океан с вершины холма, – всё это должно было когда-нибудь кончиться. Как только за нами приедет мама. И я не смела привыкать.

Я старалась вспомнить что-нибудь хорошее про дом. Вспоминала, как по пятницам мама приносила вечером рыбу с картошкой – горячая, хрустящая, в газету завёрнута. Вспоминала, что порой мама пела, иногда даже смеялась, а один раз пустилась с Джейми в пляс вокруг стола. Вспоминала, как в детстве, когда Джейми был совсем маленький, он целыми днями сидел дома со мной. Вспоминала трещину в потолке – похожа на человечка, который нахлобучил на голову колпак.

И потом, даже если и кажется, что мама терпеть меня не может, она же должна меня любить! Должна, она же моя мама, а Сьюзан – чужой человек, которого заставили заботиться о нас с Джейми на время войны. Она и сама так иногда говорила. «Видит бог, я к себе эвакуированных не звала», – это она сказала, когда Боврила вырвало мышиными потрохами на ковёр в гостиной. «Этого мне ещё не хватало», – сказала она и головой покачала, когда Джейми явился домой в драном свитере и в грязище с ног до головы. «Никогда не хотела детей», – сказала она, когда Коржик испугался фазана, шарахнулся в сторону и сбросил меня на обочину, а потом прискакал домой один с моими костылями на седле. Сьюзан, ругая меня так и эдак и таща на себе мои костыли, пошла меня искать, а когда нашла, взглянула хмуро исподлобья и заявила, мол, мне очень повезло, что я осталась в живых. «Никогда не хотела детей».

– Я никогда не хотела вас, – ответила я.

– А чего так, – фыркнула она. – Я же такая добренькая.

Вокруг давно поднялся резкий ветер и почти совсем стемнело. Меня била дрожь. Когда мы добрались до дому, Сьюзан укутала меня в одеяло и сказала:

– Ты пока ставь чай, а я пойду заведу этого негодника в стойло. – Она подняла воротник и шагнула в темноту, а я смотрела ей вслед и хотела к маме.

Мне хотелось, чтобы мама была как Сьюзан.

Мне не верилось, что Сьюзан не как мама.

Глава 27

Сьюзан снова повела нас к доктору Грэму.

– Поверить не могу, что это те же дети, – сказал он.

Джейми вырос на пять сантиметров, я на семь. В весе мы тоже прибавили, а от езды верхом и работы на конном дворе я ещё и сильнее стала. На костылях я теперь могла ходить без устали. Ни лишая, ни чесотки на ногах, ни вшей, ничего такого у нас больше не было. Как сказал доктор, мы светились здоровьем. Потом он взялся за мою лодыжку и немного поворочал её туда-сюда.

– Как там, ничего не слышно? – спросил он Сьюзан.

Та покачала головой.

– Пригласила её на Рождество, – ответила она, – если приедет, попробую убедить.

– Кого? – встрял Джейми.

– Не важно, Джейми, не лезь, – отрезала Сьюзан.

Я же едва следила за происходящим. Всякий раз, когда меня трогали чужие, я мысленно забивалась в укромный уголок внутри своей головы.

– Тебе больно? – коснулась моего плеча Сьюзан.

Я покачала головой. Нога болела, да, но она всегда болела, и своими покручиваниями доктор Грэм больней ничуть не делал. Мне просто не нравилось.

– Возможно, вам стоит проделывать такую процедуру ежедневно, – сказал он Сьюзан. Тем временем он без конца поворачивал мою ступню, точно отжимал бельё – можно подумать, хотел её таким манером как надо поставить. – Если сустав станет более гибким, потом будет легче.

– Специальные подковы, – вспомнила я, выходя из своего забытья. – Фред сказал, лошадям косолапие специальными набойками на копыта исправляют.

Доктор Грэм отпустил мою ногу.

– На данном этапе одними набойками ситуацию не исправить, – сказал он. – Уверяю, в твоём случае не обойтись без хирургического вмешательства.

– Вот оно что, – протянула я, не имея ни малейшего понятия о том, что он имеет в виду.

– Однако, – сказал он напоследок, – массаж уж точно не повредит, в чём-то даже поможет.

Оказалось, его совет состоял в том, чтобы мисс Смит каждый вечер растирала и потягивала мне ногу. К тому времени тепло угольного камина уже слабо доходило до наших спален наверху, и мы потихоньку переместились со своим вечерним чтением «Швейцарского Робинзона» в задрапированную гостиную. Теперь Сьюзан садилась на диван с одного краю, поближе к лампе, я с другого, вытягивала ногу и клала ей на колени. Джейми со своим котом лежали обычно на коврике у камина.

В первый же вечер Сьюзан заметила, что ступня у меня ледяная.

– Ты сама разве не чувствуешь?

Ногу мы по-прежнему заматывали марлей, но бинты быстро намокали, и ступня почти всё время жутко