Война, которая спасла мне жизнь - Кимберли Брубэйкер Брэдли

Коржик дошёл до настоящего карьера, чего раньше никогда не пробовал. Пока мы гнались за Мэгги, перемахнули через пару поваленных стволов – мои первые прыжки через преграду, два коротких мгновения чистого полёта. Когда въезжали в город, обе лошади тяжело дышали, а у Мэгги выбились волосы из косы и ярко раскраснелись щёки. Она смеялась. Забыла уже, какая я была забитая.

Но Сьюзан была чем-то ненастоящим, это точно. А если она хоть на капельку и относилась к реальности – так это в лучшем случае на время. Когда война кончится, она, понятное дело, исчезнет. Или когда мама так решит.

К нам на рождественский обед Мэгги прийти не могла. Сказала, что очень бы хотела, но они ждут Джонатана домой с лётных учений, да ещё отец должен приехать со своей секретной военной службы, и они собираются по традиции отметить Рождество в семейном кругу. Так что ей, естественно, тоже надо быть дома.

– Будет просто отврат, – добавила она. – Мама постарается не досаждать Джонатану своим нытьём и в итоге будет огрызаться на всех остальных. Отец заведётся насчёт Гитлера и пойдёт чесать про войну, тем более что охоты в этом году не будет. Мама – та разговоры про войну просто на дух не переносит. Повар ушёл работать на завод, а экономка готовит просто кошмарно, плюс из прислуги осталась одна горничная, во всём доме ни одного лакея. Так что в Сочельник планируется, что я буду драить дом, а мама – помогать с готовкой. Вечером мы усядемся в пустой помпезной зале с паутиной по углам, будем есть их стряпню и прикидываться, что нам весело, и ничего, абсолютно ничего не будет, как раньше. – Она подумала, потом добавила: – Все говорят, что это якобы так себе война, одно название. Никого не бомбят, никто не дерётся. А по мне, так самая настоящая война. Война у меня в семье. – Она глянула на меня искоса. – Тебе-то, наверное, хорошо.

– Ну, если б и было хорошо, то только не оттого, что тебе плохо, – ответила я.

– Это да, ясное дело, – кивнула Мэгги. И мы поехали дальше, только теперь куда она предложила. Мэгги провела нас пролеском вниз, к линии берега. На сам пляж мы выйти не могли, не пускала колючая проволока, и мы поехали по дороге вдоль пляжа. Оттуда было видно, как волны бьются о берег. Удивительно, до чего изменчив океан и как по-разному он может выглядеть день ото дня.

Сьюзан взяла топор и велела нам идти с ней. Мы зашли в чьё-то угодье и срубили маленькое дерево. Это с наступлением зимы не умерло, как остальные: вместо листьев у него на ветках были тонкие зелёные шипы, и Сьюзан сказала, что оно – веч-но-зелёное.

Сьюзан с Джейми поволокли его домой, а я пошла рядом на своих костылях. Снег валит. Холодно, сыро.

– Зачем оно нам? – спрашиваю.

– В Рождество, – пыхтит Сьюзан, – ёлка напоминает нам, что… Бог – он как вечнозелёное дерево… даже зимой, вечно жив, вечно с нами…

– Но ты же говорила, что на самом деле все деревья живы, – вставляет Джейми.

– Ну да, они живы, – отвечает Сьюзан, – но выглядят, как будто мёртвые. И потом… – Она перевела дух. – Украшать ёлку – замечательная рождественская традиция. Зелень посреди зимы, свет посреди тьмы – всё это метафоры Бога.

На «метафоры» я плюнула, но кое-что другое не могла не спросить.

– А при чём тут Бог, в Рождество-то? – говорю.

Ну спросила и спросила. Но Сьюзан вдруг такое лицо делает, как будто я невесть что сморозила. Рот, как рыба, разинула, ни слова выговорить не может, только пялится во все глаза. Потом челюсть захлопнула и выдаёт с трудом:

– Ты вообще в церкви хоть что-нибудь усвоила?

Я плечами пожала – что там усвоишь. Ничего не понятно. В рассказах иногда ещё можно уловить какой-то смысл, но по большей части и они какие-то мутные. Пастор вроде ничего, но я ж его почти не слушаю. Мне могли бы песни, наверное, понравиться, если б только я успевала читать слова, чтобы подпевать.

В итоге оказалось, что Рождество – день рождения Иисуса Христа. Кто такой Иисус Христос, я знала – это он висел на кресте над входом в церковь. Вроде несложно. Но потом Джейми внезапно спрашивает:

– А откуда люди узнали? Ну, когда у него был день рождения?

Сьюзан подумала и отвечает:

– Хм, думаю, наверняка никто на самом деле не знает. Так уж, чтобы с точностью до дня.

– Как у нас с Адой, да? – кивает Джейми.

– Ну да. Вам же внесли в карточки ваши примерные даты рождения, и мы их отпразднуем в соответствующие дни. Вот с Рождеством так же.

Джейми спрашивает:

– Значит, у Иисуса Христа в карточке стояло Рождество?

– Тупица, – говорю. – Иисус Христос был до войны.

Сьюзан мне и говорит:

– Не называй брата тупицей.

– Но он же тупость сказал, – говорю.

– Сказать тупость – не значит быть тупым, – говорит мне Сьюзан. – К счастью. Для нас всех.

Дерево мы втащили в дом и поставили в углу гостиной. На его ветки Сьюзан намотала цепочку маленьких электрических лампочек. Потом ушла в комнату Бекки и спустилась с большой коробкой в руках. Заглянула внутрь – и на глаза ей навернулись слёзы. Она смахнула их и закрыла коробку.

– Давайте-ка сделаем свои собственные ёлочные украшения, – сказала она. – Хотите?

Откуда мне знать? Я, конечно, видела, что она хочет услышать «да», и мне не хотелось, чтобы она плакала. Мне от этого становилось не по себе. Так что я протянула:

– Н-наверно?

– Ах, Ада. – Свободной рукой она обвила мою шею. Я глубоко втянула воздух и не стала отбрыкиваться. – Видишь ли, эти украшения мы с Бекки вместе на ёлку вешали. И мне трудно будет снова их видеть.

– Л-ладно.

– Ладно?! – воскликнула она. – Серьёзно?

Я не знала, что ответить. Рождество вообще меня немного напрягало. Весь этот трёп про весело отпраздновать и счастливо встретить наводил на меня тревогу. Будто мне в этом празднике жизни не место. Будто мне такое веселье не полагается. А Сьюзан – она явно хотела сделать именно так, чтобы мне было весело и счастливо. И это тревожило ещё больше.

Ёлочными украшениями называлось всё, что можно повесить на ёлку для красоты. Сьюзан достала цветную бумагу, ножницы и клей и показала нам, как сделать снежинку и звёздочку. Я очень старалась, чтобы мои снежинки и звёздочки получались такие же ровные, как у неё. А Джейми просто вырезал что-то тяп-ляп. Всё, что получилось, и ровное,