Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

Страннику пришлось ждать ответа так долго, что он попытался представить, каково это — жить без такого друга.

— Да, та-ма. Я покурю с тобой. — Слова упали в горячий воздух, словно кусочки железа в медный котел. Они были произнесены тихо, но будто бы прозвенели в дрожащем воздухе.

Странник облегченно выдохнул. Все было решено. Орел забудет о своей глупости и оставит Ищущую Добра в покое. Дым скреплял важные соглашения между людьми, и нарушивший такой договор рисковал навлечь на себя позор и бесчестие — слишком тяжелое бремя для мужчины.

Странник встал и пошел за трубкой и огнивом, сложенными в тонкий раскрашенный мешочек. Теперь он мог расслабиться и наслаждаться здешним летом. Какой бы ни была репутация пенатека как воинов, в гостеприимстве им не было равных-К тому же он хотел посмотреть, как желтоволосая Надуа приспосабливается к новой жизни.

Синтия стояла на коленях над свежей шкурой, снимая самые большие куски жира и мяса тяжелым скребком из оленьего рога и кремня. Имя Звезды и Сова трудились рядом над своими шкурами, и вокруг негромко гудели женские голоса. За три недели она научилась улавливать многие слова, но следить за разговором пока не могла.

Эта-си Кава, Пыльная, четырехлетняя дочь Пахаюки, возилась со смешным — одни уши да лапы — щенком. Они барахтались в пыли, добродушно рыча и вырывая друг у друга кусок потертой сыромятной кожи. В полусотне футов от них, в тени высоких кустов, Дающий Имена, сидя перед типи Совы, обменивался забавными историями со своими друзьями. Сейчас свой рассказ вел Нарабе, Стареющий, сопровождая его прыжками и кудахтаньем, словно спешащая куда-то курица. Его друзья хохотали, задыхаясь от смеха и хлопая друг друга по спине. Синтия пожалела, что не понимает, о чем они говорят.

Имя Звезды весело спорила о чем-то с Совой, а Черная Птица жевала шкуру с отстраненным видом коровы, нашедшей особенно сочную жвачку. Разбирающая Дом выполняла последний этап выделки шкуры. Она приготовилась коптить высушенные шкуры антилоп, чтобы те сохранили гибкость. Такая шкура будет держать форму, даже если намокнет под дождем или при переправе через реку.

В течение двух недель Синтия наблюдала за тем, как Разбирающая Дом выскребает, чистит, зарывает в землю и топчет шкуру, и наконец-то ответ на еще одно «почему?» был получен. Почему кожаная одежда Народа выглядит намного опрятнее, чем та, что носили в ее родном доме? Кожаные штаны поселенцев от долгого пользования чернели, засаливались, становились жесткими и теряли форму. А попасть под дождь в такой одежде означало конфуз и катастрофу. Синтия вспомнила свадьбу того учителя из форта Хьюстона. Она хихикнула, склонившись ближе к шкуре и спрятав лицо, чтобы никто не подумал, будто она смеется над ними. Она начала придумывать, как описать это на языке Народа. Эта история им понравится. Она хотела отрепетировать, чтобы как-нибудь на днях неожиданно рассказать им. Но пока еще ей было слишком трудно все объяснить.

Имени учителя она не помнила, но его самого не забудет никогда. Это был самый нескладный мужчина из всех, кого она видела, — одни колени, локти да кадык. Он был шести футов ростом и очень тихим. Широко расставленные близорукие глаза придавали ему вид перепуганного страуса. Он был хорошим человеком, добрым и миролюбивым. Но на фронтире[5] выглядел не более уместно, чем ледник в аду. Он относился к жизни с невинным восторгом. К свадьбе сшил себе костюм из оленьей кожи, но угодил в нем под дождь — один из тех ливней, которыми славится Техас, — прямо накануне церемонии. Вот тогда с его кожаными штанами и случился конфуз — они превратились в слизкую массу, которая сползла по его лодыжкам, растекшись лужицами вокруг мокасин. Он взял нож и обрезал излишки. А потом сел у жаркого огня, чтобы обсушиться. Высыхая, края штанин поднимались по его длинным тощим щиколоткам все выше, остановившись наконец где-то у середины икр. Поскольку он обсыхал сидя, на коленях остались огромные округлые выступы, которые и проследовали под венец впереди хозяина.

Люди потом еще много месяцев тихо посмеивались. Да, наверное, и до сих пор смеются. От этой мысли ей стало тревожно. А смеются ли? Неужели они шутят, сплетничают и поддразнивают, как и прежде? Неужели мужчины по-прежнему бранят мексиканцев и хвастаются военными подвигами, будто в форте Паркере ничего и не произошло? Они все еще собираются возле домов по вечерам, чтобы поговорить о бегстве от Санта-Аны, о Бедовой дороге? И никто не скучает по ней? И даже по ее матери? Да и жива ли еще ее мать? Не может быть, чтобы дома жизнь текла, как прежде. То ужасное утро, мертвые и умирающие, раненые и оскверненные… Этот ужас навсегда останется в глубине ее памяти, словно нескончаемый крик. Его можно приглушить другими звуками, но нельзя заставить совсем умолкнуть. Стоило ей вспомнить, как тот день возвращался, приукрашенный силой воображения, будто повторяющийся кошмар. В тот день ее мир рухнул, и больше он никогда не станет прежним. Конечно же, они не могли забыть. Но если не забыли, то где же они? Прошел уже почти месяц. Скоро луна снова станет полной. Она вспомнила, каково это было — ехать под этой луной, вцепившись в безмолвную неподвижную фигуру перед собой. Странник был частью этого кошмара. От воспоминаний в глазах выступили слезы, и одна слезинка упала на шкуру.

— Надуа, — проворчала Разбирающая Дом, становясь на колени рядом с дочерью. Никогда прежде в ее голосе не было слышно такого упрека, как сейчас, когда она показывала на куски мяса и складки, оставленные Синтией на шкуре, пока та думала о своем.

Девочка пригнула голову и тайком утерла слезы рукой, притворившись, что вытирает с лица пот. Шкура была прибита к земле колышками, вколоченными в дырки по краям, и колени Синтии болели из-за того, что приходилось все время на них стоять.

В предполуденной жаре у нее перехватило горло от запаха запекшейся крови. Она вся была покрыта пятнами грязи и жира, которые покалывали кожу, высыхая и затвердевая. Пот струился со лба, заливая глаза. Локти, подмышки и колени чесались. Ей хотелось бросить все и пойти искупаться. Река обмелела, прогрелась и была цвета слабо заваренного чая, но они с Совой и Именем Звезды все-таки могли лежать в воде, ощущая вокруг себя ее ленивое течение.

Синтия знала, что на реку они пойдут позднее, и никто не предлагал бросить все прямо сейчас. Она мрачно принялась за работу, дочищая то, что пропустила. Это было куда утомительнее, чем