Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

не слышал и вряд ли еще когда-то услышит. Мужчина мог охотно одолжить жену или рискнуть жизнью ради брата или друга. Это было естественно. И он всегда мог ожидать ответной любезности. Он мог поделиться священной трубкой или, хоть такое и было редкостью, уступить свой знак доблести другу, сыну или племяннику. Он мог даже подарить какую-нибудь из своих лошадей. Но боевого скакуна — ни за что! Тем более такого, как Мрак.

— Мрак твой, та-ма, брат. Забрать его у тебя — значит обречь себя на проклятие. Но я польщен. Впрочем, он меня постоянно кусает. Хуже того, кусает за самые неожиданные места и, думаю, делает это нарочно. В прошлый раз оставил мне шрам на заднице.

— Я бы сказал ему так не делать, но он кусает всех. Он так показывает людям, что не любит лишних вольностей.

— Тебя же он не кусает.

— Конечно. Ведь я — его брат.

— Вот именно. — Орел кинул в Странника комочек сухой земли, который, угодив в плечо, тут же рассыпался.

Орел растянулся на прохладной траве, сминая ее своим весом, пока его полностью не окутал аромат ее сока. Он сорвал травинку, ногтем прорезал в ней щелку и, зажав между пальцами, подул. Услышав высокий пронзительный свист, Мрак запрокинул голову и фыркнул.

Прошло почти три недели после праздника, которым Рассвет отметил появление желтоволосой и ее новое имя. Люди племени Пахаюки часто праздновали, танцевали и засиживались допоздна за разговорами. Раз в несколько дней они меняли место стоянки, и случай поговорить с глазу на глаз представился впервые. Странник тщательно готовился к разговору с Орлом. Он считал, что должен поговорить с ним. Именно поэтому они и оказались здесь — гонка была всего лишь предлогом. Странник участвовал в скачках лишь для того, чтобы выигрывать новых лошадей, а Мрак пользовался такой славой, что теперь уже немногие соглашались делать ставки против него.

— Брат…

— Да? — Орел перевернулся на живот, уперев подбородок в жилистые руки и притворившись, что внимательно разглядывает вереницу муравьев, разделывавших кузнечика.

Краем глаза он наблюдал за любимым другом, братом, сидевшим неподвижно на фоне синего неба. Ну вот: нравоучение от Странника! Нельзя быть таким мудрым в его возрасте. Это против природы. Для мудрости будет вдоволь времени, когда они станут стариками, пропахшими дымом от трубок и посмеивающимися над впустую растраченной юностью. Хорошо, что Страннику хватает ума не проводить молодость так, чтобы в старости не о чем было рассказать приятелям.

— Ты знаешь, что Пахаюка приходится мне родней? Странник понимал, что лучше поставить вопрос как дело чести, а не отваги. Орел не боялся никого. Он вышел бы даже против Пахаюки с медведем в придачу и дрался бы, пока его не разорвали. Но честь семьи, помощь другу — это совсем другое дело.

Гордое лицо Орла исказила гримаса боли, промелькнувшая так быстро, что даже Странник, знавший его с самого детства, не успел ее заметить. Орел понял, о чем его сейчас попросит друг.

— Да. Я знаю, — ответил он.

Похоже, Пахаюка очень ценит Ищущую Добра. — Почему так трудно было это сказать? В конце концов, она всего лишь женщина.

— Конечно, ценит. Пахаюка не дурак.

— Да, не дурак. И его бесчестие стало бы бесчестием и для меня.

— Это я тоже знаю.

— Покуришь со мной, брат?

Они оба были напряжены, словно натянутые кожаные ремни. Они были привязаны друг к другу, но обоим этот разговор был не по душе. Орел сел ссутулившись и коснулся пальцем золотой монеты с мексиканским орлом, висевшей на его худой груди на цепочке искусной работы. Других проявлений напряжения он себе никогда не позволял.

Странник вспомнил, как тот добыл эту монету. Это случилось в их первый набег за лошадьми три года назад. Они много дней ехали на юг по неровным холмам и горным грядам, ощерившимся кактусами и кустами агавы с листьями, торчащими во все стороны, словно мечи. Несмотря на жару, им пришлось надеть леггины, чтобы защититься от шипастых мескитовых кустов, доходивших коням до брюха и устилавших каменистую землю так густо, что та напоминала бизонью шкуру. Даже небо тогда светилось от жары какой-то переливчатой белизной.

Они забрались в глубь Мексики и ехали среди небольших полей пожухлой кукурузы, гибнущей от иссушающего землю жара.

Оштукатуренные белые глинобитные хижины блестели и переливались в сиянии солнца, словно присыпанные мукой караваи хлеба. Землекопы редко давали бой, но в этот раз решились. Эти люди, казалось, были жертвами с самого своего рождения. И видеть, как они бросаются в бой с лопатами, мотыгами и палками, было так же странно, как видеть кроликов, кидающихся на стаю волков.

Орел заметил монету, блестевшую на мятой белой рубахе первого человека, которого он убил. Опьяненный властью над жизнью и смертью, он позабыл об осторожности и спрыгнул с коня, чтобы забрать трофей. Не замечая бежавших к нему троих мужчин, он нагнулся, чтобы снять свободно болтавшуюся на шее покойника цепочку. В тот момент, когда он потянул за нее, и вступил в бой Странник. Он убил двоих крестьян, пригвоздив их друг к другу одной стрелой. Третьего Орел поверг ударом ножа. Оба скальпа он снял умело, хоть и делал это впервые. Да, Орел был прирожденным воином. Ловко надрезав кожу по линии волос, он уперся ногой в плечо мужчины и резко рванул. С громким хлопком волосы отошли от черепа одним куском так аккуратно, словно жертва была еще жива.

Убивать было приятно. Хорошо это или плохо, Странника интересовало не больше, чем ястреба или койота. Таков закон жизни. И такая смерть лучше, чем зачахнуть от старости и болезней, будто старый бизон, ковыляющий позади стада со шкурой, иссеченной рогами более молодых самцов. Странник желал себе быстрой смерти от стрелы или копья врага. Ему была ненавистна мысль о том, что можно доживать, как Дающий Имена, чтобы тебя всюду водили за руку.

Он не знал, что ему нравится больше — с кличем броситься в гущу боя или незаметно проникнуть в лагерь врага и украсть все, что ему нужно. Однажды они с Орлом пробрались в лагерь осейджей и дотронулись до каждого из спящих воинов, прежде чем украсть их лошадей. При этой мысли он улыбнулся. Тогда они были всего лишь мальчишками, и его отец до сих пор этим хвастал.

Он снова взглянул на друга. Монета с изображением орла была из недавно отчеканенных. Она стала священным талисманом Орла. Но тот был слишком тщеславен, чтобы прятать его среди других священных предметов в маленьком мешочке, скрытом под набедренной