Дассария - Абай Тынибеков

Десять саков мгновенно исполнили веление, не смея даже смотреть в их сторону.

– Ну! – потребовал правитель.

– Я сотник вождя Донгора. Веду наблюдение за большим отрядом врага. Здесь должен пройти их резерв. Спешу на его перехват, – покорно доложился Зуза.

– Немедленно верни всех своих воинов! – приказал Дассария.

– Повинуюсь, правитель! – с готовностью ответил Зуза.

Быстро вскочив на ноги, он запрыгнул в седло, сильно ударил пятками коня в бока и устремился вслед за ушедшей сотней, на скаку выкрикнув:

– Всем защищать правителя!

– Эх, всё-таки не успел я. Припозднился немного, – услышав отдалённые звуки сражения, прошептал Дассария, разворачиваясь за ним.

* * *

Тимей со своими людьми уже вступил в сражение. Попрощавшись с Дассарией, он вернулся в лагерь, сразу поднял его по тревоге и выстроил отряд в боевом порядке. Налетевшие саки издали осыпали стрелами его сотню, после чего с ходу разметали передние ряды, вмиг разделились на три потока, охватив двумя из них с флангов и срединным клином врезавшись в самый центр, и уже всюду обладали абсолютным преимуществом, не оставляя его воинам почти не единого шанса на спасение.

* * *

– Прекратить резню! Немедленно отступить! – орал что есть сил Зуза, проносясь мимо всех сражающихся, вертя над головой мечом.

Услышав команду сотника, саки тут же отхлынули, оставив после себя несколько разрозненных групп греческой конницы, быстро отходивших от места своей первой битвы на более свободное пространство. Они отдалялись на восток, некоторое время так и не сходясь воедино, стремясь оказаться как можно дальше от напавшего на них врага, которого не сумели рассмотреть, но успели почувствовать.

Солнце ещё не появилось на горизонте, но небосвод уже сиял белёсым прозрачным свечением, подёрнутым на восходе розоватыми всполохами. Дассария, осадив скакуна, в окружении охраны объезжал поверженных воинов, кого-то явно разыскивая среди них. У одного из тел он остановился, спрыгнул и присел рядом. Зуза, оглядываясь по сторонам, вытянулся в седле и подал знак поднятой рукой, призывая своих людей охватить правителя в круг, но не мешать ему и держаться в отдалении.

* * *

Сильно запрокинув голову, Тимей лежал на спине, как-то неестественно откинув в сторону правую руку, левую же прижимая к груди. На месте старого рубца, пересекая его крестом, зияла новая рана, из которой, смешиваясь с осевшей пылью, сочилась кровь.

– Ты даже не стал вынимать своего меча, – прошептал Дассария, увидев оружие, вложенное в ножны, пристёгнутые к поясу.

Не веря в смерть обретённого брата, Дассария склонился и приложил ухо к его лицу. Тимей очень слабо дышал. Обрадовавшись тому, что он жив, Дассария выпрямился и хотел было окликнуть сотника, но в этот момент увидел вдали надвигающуюся на них греческую конницу и тут же услышал её грохот.

Зуза сам подлетел к нему, спешился, опустился на колено и тихо произнёс:

– Правитель, уходи. На нас надвигается большой вражеский отряд. Вон он, уже слишком близко. Это тот полководец, за которым я так долго слежу. Он не оставит никого из нас в живых.

– Зуза, любой ценой спаси вот этого человека. Он дорог мне. Сотник, ты понял меня? – вскакивая и указывая на Тимея, повелел Дассария.

– Нет, правитель, этого я не смогу сделать. Прошу, скорее уходи отсюда. Встретив тебя здесь, я не позволю тебе погибнуть. Этому не бывать никогда. Тебя все очень ждут. Меня никогда не простит наша земля, если я поступлю так, как ты приказываешь. Это первое и единственное моё непослушание.

Зуза почтительно склонил голову, затем быстро поднялся, ловко вскочил в седло, внимательно посмотрел правителю в глаза, кивнул ему и, хлестнув коня, умчался, бросив на скаку десятнику:

– Не отлучаться от правителя! Защищать его и уходить с ним!

Десятник жестом подозвал к себе двух воинов, вместе с ними уложил раненого поперёк коня одного из них и замер, стоя перед правителям в ожидании его дальнейших велений.

Взглянув в спины сакам, удаляющимся навстречу врагу, Дассария взобрался на скакуна и коротко приказал:

– За мной!

Спустившись в лощину, он двинулся на север. Позади него на равнине шестьдесят воинов во главе с сотником Зузой уже столкнулись с четырьмя сотнями Феспида. Пройдя небольшое расстояние, Дассария остановился.

– Передайте его мне и помогите своему сотнику, – кивнув на Тимея, обратился он к десятнику.

В его голосе уже не было звенящей стали. Посылая этот маленький отряд на верную смерть, дабы они разделили участь своего мужественного и верного военачальника, он не приказывал, он просил.

– Благодарю тебя, правитель, за оказанную нам великую честь, – склонил голову десятник и махнул рукой стоявшим за ним воинам.

Осторожно разместив Тимея на скакуне Дассарии, десятник со своими людьми выскочил из лощины и устремился к сражающимся собратьям.

* * *

Полководец Феспид окружил саков, приказав всем своим помощникам: Терситу, Стесагору, Мильтиаду, Лабдаку, Ктесибию и Гермагору – не убивать их предводителя, а во что бы то ни стало захватить живым и отдать лично ему. Он был разгневан до невероятности. На пути следования к этому месту он наскочил на убитых воинов своего полусотенного отряда, сопровождавшего раненых. Там же всюду лежали жестоко изрубленные останки самих израненных, тех, кого везли на лечение в город.

* * *

Зуза рубился отчаянно. Он знал, что ему не выжить в этой последней битве. Но и о смерти он не думал. Главное для него отныне заключалось в другом: он первым из сородичей встретил правителя и теперь всем сердцем желал, чтобы тот благополучно достиг сакских дозоров. Зуза был воодушевлён таким стечением обстоятельств, ведь ему довелось свершить то, о чём мечтали многие его собратья. Только на его, теперь уже самую счастливую долю выпала высочайшая честь защищать верховного правителя и предоставить ему возможность после столь трудного и опасного пути вернуться к своему народу и возглавить его. Он не мог знать, как, зачем и почему его правитель вдруг оказался в самой гуще врага, но понимал, что так было угодно вечным небесам и ему, властителю земли сакской, и свято верил, что всё это было не напрасно, вызвано необходимостью и обязательно должно изменить жизнь в степи к лучшему, так как всё творимое Дассарией всегда было и есть благо для подданных. От таких будоражащих мыслей Зуза ощущал небывалый доселе прилив сердечных сил и непрестанно нарастающую лёгкость в душе. Он был необычайно горд собой, своей удачно сложившейся судьбой, приведшей его к такой высоте, за которой находилось лишь бессмертие. Он чувствовал, что сегодня наступил самый прекрасный день, ради которого он жил, пусть зачастую