Чужие свадьбы, я и Кирилл - Даяна Брук

Я заглянула на кухню. Кирилл сидел за столом, опершись о ладони. Смотрел в одну точку, как будто надеялся, что она моргнет и даст объяснение.

— Лера?.. — спросила я тихо, почти виновато.

Он не сразу отреагировал. Только моргнул, как человек, которого вернули издалека.

— Уехала, — сказал он. Голос глухой, будто прошел через фильтр апатии.

— Куда?

— Не знаю. Всё забрала.

— Почему?

Он пожал плечами.

— Просто уехала.

Мы замолчали. Его молчание было не о гордости, не о холоде. Я стояла у дверного проёма, держась за косяк, будто за поручень на ходу. Хотелось спросить: «Из-за меня?», но язык не повернулся. Эти слова звучали бы как провокация, а не сочувствие.

Я выбрала другое — просто остаться рядом.

— Хочешь кофе?

— Не хочу ничего.

Сегодня он не Кирилл, а тень человека, который ещё не понял, что остался один.

Я молча взяла сумку.

— Мне на банкет, — сказала, и в этом было всё: попытка уйти, чтобы не быть свидетелем чужого разбора полётов.

— Иди, — ответил он, глядя мимо. — Тебе идет, когда ты куда-то идёшь. Я позже буду.

Я кивнула и вышла. Дверь закрылась тихо, но внутри звенело, как после хлопка.

* * *

Свадьбу сегодня оживляла гадалка. Хрупкая женщина в ярком шелковом платке, с глазами цвета старого янтаря и голосом, в котором всё время звучало «еще один секрет». Пока жених с невестой задерживались на фотосессии, она обходила столы, раздавая судьбу, как визитки.

— Удача ждёт у порога, — говорила она одному. — Дорога зовёт. И небо по подписке, если успеете до конца банкета.

Гости смеялись, подставляли ладони, фотографировали её для сторис. Казалось, ей и правда верили, хотя бы на один вечер.

Перед уходом гадалка остановилась у нас с Кириллом.

— У вас линия сердца смелая, — сказала она мне, глядя прямо в глаза. — Вы встретите решение, которого сами от себя не ждёте.

Потом взяла ладонь Кирилла, скользнула пальцем по его линии жизни и усмехнулась:

— А у вас любовь уже случилась. Просто вы делаете вид, что это простуда.

Мы замерли. Хотелось отдернуть руку, но она уже успела сказать то, что нельзя опровергнуть шуткой.

* * *

Торжество шло по всем правилам свадебного жанра. Белый шатёр, фотозона с золотыми буквами, тосты «за родителей», за «взаимопонимание», за «чтобы как у всех, но чуть лучше». Воздух густел от шампанского и чужих обещаний. Салфетки в форме лебедей, конфетти в форме сердец, ведущий с микрофоном, который знал, как говорить одновременно громко и бессмысленно.

— А теперь конкурс! — объявил он с тем восторгом, которым обычно начинается катастрофа.

Гости оживились, невеста поправила фату, жених уже слегка сиял от тостов.

Тамада вытащил из пакета пачку бумажных следов, вырезанных из белого картона.

— Вот, друзья! Дорога любви! Жених идет к своей невесте, но на каждом шаге, говорит комплимент! — торжественно пояснил он.

Музыка сменилась на что-то из эпохи «Свадебного марша в стиле диско». Жених выпрямился, шагнул на первый след и уверенно произнес:

— Любимая!

Аплодисменты. Второй шаг:

— Красавица!

Третий:

— Хорошая моя!

Все умиляются, снимают на телефоны.

И вот, четвертый шаг. Пол слегка скользкий, каблук предательски уходит в сторону. Жених теряет равновесие, машет руками, как птица, у которой отменили взлет, и, падая на бок, выдыхает громко, от души, с интонацией, которую не спутать ни с чем:

— Бл***!

Пауза. Даже саксофонист замер, не решаясь взять следующую ноту. Невеста закрыла лицо букетом. Мама невесты покраснела за всех. Кто-то прыснул, кто-то хихикнул, потом смех стал лавиной.

Ведущий сработал как профессионал, взял микрофон, улыбнулся и объявил:

— Ну вот и первое честное слово в семейной жизни!

Зал захлопал. Жених встал, обнял невесту, все облегченно выдохнули. Я стояла с подносом, ловя бокал, который чуть не упал от вибрации общего веселья, и подумала:

«Вот она, семейная жизнь в миниатюре. Шёл по любви, споткнулся, выругался, все посмеялись, а потом сделали вид, что ничего страшного».

* * *

Пока официанты выносили горячее, зал гудел, как улей на шампанском. Мы с Кириллом нашли укрытие у стойки бармена, между ведром с льдом и стопкой бокалов. Место было нейтральное: ни война, ни перемирие.

Я повернулась к нему.

— Что случилось с Лерой? — спросила тихо, почти шёпотом, чтобы не расплескать чужой праздник.

Он не ответил сразу. Смотрел в сторону, будто ждал, что бармен подскажет правильные слова.

— Ничего, — сказал наконец.

— «Ничего» не собирает вещи ночью и не исчезает без записки, — напомнила я.

Он сжал пальцы на стакане.

— Иногда просто надо уйти, — сказал он, не поднимая глаз. — Даже если никто не выгоняет.

Его голос был ровным, но в этой ровности звучала усталость, как эхо слишком долгих объяснений, которые всё равно ни к чему не привели.

— Как Степан?

— Мы провели вместе ночь, — сказала я ровно, глядя прямо.

Кирилл напрягся, будто эта фраза прошла по коже током.

— Ты его любишь?

— Я не знаю, — ответила слишком быстро.

Он усмехнулся — сухо, без радости.

— Удобно, да? Любить «потом». Когда всё уже безопасно.

— А ты — не любить «никогда»? — парировала я.

Он вздрогнул, как от пощёчины.

— Я хотя бы не покупаю чувства, — сказал жестко.

— Зато ты их дешевишь, — ответила я. — Скидки на эмоции, как на кофе по утрам.

Мы смотрели друг на друга, как двое, которые стояли слишком близко у края сцены и не знали, кто из нас должен сделать шаг первым, чтобы сорваться или спастись. Смех, тосты и музыка гремели где-то позади, но весь мир сузился до этого взгляда.

Он выдохнул первым.

— Пора к столам, — сказал, беря поднос. — У нас работа.

И пошёл вперёд, будто разговор был просто лишним шумом.

А я осталась на секунду стоять у стойки, глядя на бокалы и понимая, что хрупкость не в стекле. Хрупкость в людях, которые всё ещё делают вид, что не чувствуют.

* * *

После полуночи я поехала домой одна. Кирилл остался, «дела», сказал, не глядя. В его голосе было что-то от осени: вроде спокойно, но всё умирает. Дом встретил тишиной и собственным отражением в окне лицо, как после длинного дня и коротких иллюзий. Я упала на кровать, даже не сняв обувь. Город шумел где-то далеко, будто чужая вечеринка, на которую меня не позвали.

Телефон вспыхнул.