Амур. Лицом к лицу. Выше неба не будешь - Станислав Петрович Федотов

службы – денег не будет, а на козе да курицах далеко не уедешь – детей-то кормить надобно каждый Божий день. Конечно, с огорода кой-какие запасы имеются – картоха там, капуста заквашена, свёкла с морковкой, – но без мяса да рыбы хотя бы в день воскресный не обойтись. Можно, вообще-то, поросёнка купить – их в избытке на рынок привозят из деревень, – но ведь и он кормов потребует – а где их взять?!

Эти мысли привели её в тихий ужас. Была у Насти заначка: с каждой Ивановой получки она откладывала сколько-то на «чёрный день». Скопилась толстенькая пачка иен, которыми Настя рассчитывала воспользоваться, если уговорит мужа уехать в Харбин. Теперь этими деньгами надо делиться: сама-то Елена как-нибудь перебилась бы, но дети – это святое. Все, не только Маша и Федя. Вон Елена и Никитку привечает, пуще сына родного.

– Ладно, – сказала Настя, – когда спонадобится, чё-нито придумаем.

Иван согласно кивнул. Он не стал говорить, что и сам подумывал уехать, хоть бы и в тот же Харбин. На железке, и верно, найдётся работа – взять ту же охрану. Надо бы в Харбин попервоначалу съездить, разузнать. Жаль, генерала Гернгросса уже нет, тятя как-то знакомил сына с Александром Алексеевичем – давненько это было, девятнадцать лет минуло. Впрочем, и охрана теперь не та, но всё едино, дело оружное, хорошо знакомое. Глядишь, и Кузя приспособится. Надо же придумать такое – в священники!

А сына Иван на откровенный разговор вызвал. Семнадцатилетний Кузьма ростом догнал отца, рыжиной тоже в него пошёл, а рассуждениями удивил: Иван в этом возрасте так говорить не умел.

– У тебя, тятя, душа израненная. Мне кажется, давно, и не только войной, что мировой, что этой, как пишут, гражданской. И смерть рòдных наших искромсала душу твою, как и мою. Боль я вижу в твоих глазах. Когда ты с матушкой, этой боли не видать, а как её рядом нет, взгляд у тебя меняется, ты как бы в себя уходишь. И мне хочется душу твою излечить, а это под силу лишь священнику…

У Ивана слёзы вскипели от этих проникновенных слов. Он слушал и не верил своим ушам: неужели это его сын?! С ума сойти!

Когда Кузьма закончил, Иван пересилил себя и сказал, глядя в его зелёные, как у Елены, глаза:

– Ты не знаешь, Кузя, а ведь у тебя есть старший брат.

По лицу сына пробежала тень, взгляд потемнел и посуровел:

– Матушка знает?

– Это случилось до неё. Я любил китайскую девушку, сестру дяди Сяосуна. Собирались пожениться. Но я ушёл в рейд на Харбин, а в Благовещенске случился погром, и вся её семья оказалась на другом берегу. Там и родился мальчик, его зовут Сяопин. Я его никогда не видел и не знаю, увижу ли когда-нибудь. И ты прав: душа болит! И об нём тож…

Иван непроизвольно всхлипнул. Кузя бросился к нему, обнял, прижал к себе, зашептал, поглаживая по спине:

– Мы найдём его, обязательно найдём. Я тебе обещаю. Успокойся, тятя, успокойся, всё будет хорошо.

22

У вокзальчика Забайкальска собрались все жители пристанционного посёлка. Первые ряды занимали казаки Даурского полка, в основном местные. Было холодно, шумно и невесело. На четвёртом пути стоял эшелон с канадскими солдатами. Прошлым вечером пьяная компания канадцев изнасиловала двух юных казачек, и теперь жаждущие мести казаки требовали справедливости. Канадские офицеры делали вид, что по-русски не понимают, а может, и впрямь не понимали. Казаки свирепели. Сотник, их командир, пытался урезонить подчинённых, но его увещевания лишь подливали масла в огонь. Кое-кто уже сбегал за карабинами. Запахло боестолкновением.

Сяосун и Павел стояли в толпе зевак, местных обывателей. Историю с изнасилованием они знали лучше других, сочувствовали казакам, но мысли их заняты были собственной проблемой: как добраться до Читы? Почти пятьсот километров, когда денег ни копейки – не шутка, даже при том бардаке, какой творится на железной дороге, что на Забайкальской, что на КВЖД. А там ещё почти шестьсот до Верхнеудинска, где обретается нужный человек, Александр Михайлыч Краснощёков.

Сяосун рассчитывал добраться до него прошлой весной, однако путешествие их затянулось почти на год. На станции Бухэду, куда их по указанию Лю Чжэня доставил китаец-возница, они попались на глаза военной полиции. Никакие ухищрения Сяосуна, вплоть до угрозы пожаловаться маршалу Чжан Цзолиню, не помогли: ему просто не поверили. Тогда он попытался организовать побег, но из-за хромоты Павла их быстро поймали и в результате посадили на полгода в тюрьму.

– Ещё хорошо отделались, – говорил, вздыхая, организатор. – По законам военного времени могли просто поставить к стенке. Прав, как всегда, Великий Учитель: хоть жизнь и не повязана бантиком, это все равно подарок.

В тюрьме у него на все случаи были цитаты от Кун-цзы. Павел удивлялся: разве можно столько запомнить?! Сяосун смеялся:

– Они сами запоминаются. Я всего лишь раз прочитал книгу, которую тайком взял у отца. Книга называется «Суждения и разговоры».

Павел покивал и ничего не сказал. Он никак не мог уразуметь, за каким дьяволом Сяосун потащил его невесть куда. Ну, ладно, угроза жизни была, так можно ж было посидеть у Лю Чжэня, а потом уйти в тайгу, к партизанам. Всё-таки не так далеко от семьи, от Еленки с детьми.

– Ты не понимаешь, – отвечал ему Сяосун. – У партизан тоже опасно. Они ведь разные, и многие совсем не за красных – они за себя против тех же японцев и белогвардейцев. А Краснощёков мне обязан и обещал поддержать.

– А причём тут я? Мне-то Краснощёков ничего не обещал.

– Ты был комиссаром по безопасности, а я – твоим помощником. Так что мы одной верёвочкой связаны и вместе войдём в Храм Неба.

– Какой ещё храм?! Скорей вместе к стенке поставят.

– В жизни всё возможно, – засмеялся Сяосун. – Даже смерть!

Из этих разговоров Павел вынес только одно: пущай всё идёт, как идёт, какой-то конец будет.

Самое печальное было то, что у них отобрали все деньги, которыми их снабдил верный Лю Чжэнь, и на свободу они вышли, как сказал Сяосун, с чистой совестью и ветром в карманах. Голодные, сели на скамейку в привокзальном скверике.

– Ну, и как будем жить? – спросил Павел. – Пошли бы на паперть – так тут и церкви нет. Работы – тоже. Остаётся – воровать или бандитствовать.

– Когда будешь искать своё счастье, не забирай его у других, – откликнулся Сяосун.

– Опять твой Учитель подсказал? – съехидничал Черных.

Сяосун кивнул. У Павла заурчало в животе, и он озлился:

– Ты ж