Сын весталки - Ольга Александровна Шульчева-Джарман

— Тебе бы только жрать, Стахий, — прошипел Фалассий. — Все мысли о еде! Подумайте только, Кесарий врач — он выпустил священную змею. Дай-ка мне мою палку, ты, горшок ночной!

— Я по ошибке! По ошибке! — завыл раб, уворачиваясь от ударов.

— Послушайте, Фалассий, — перебил жреца константинопольский архиатр, — мы с племянницей видели вашу змею. Она сидит на ограде старого театра.

— Слава владыке Асклепию Сотеру! — воздел руки к лазурному небу Фалассий. — Ты слышал, кусок навоза! Быстро!

Раб, словно на него и не обрушился только что град тяжелых побоев, вскочил на ноги и побежал в сторону той тропинки, по которой пришли Кесарий с Аппианой.

— Ишь, хромает, — проговорил сквозь зубы Фалассий. — Лишь бы помедленней волю хозяйскую выполнить.

— Пойдемте к больным, Фалассий иатрос, — настойчиво произнес Кесарий.

— Смотрите, кто-то к нам бежит, — сказала Аппиана. — Какой-то поселянин.

— Вон отсюда! — заорал Фалассий, замахиваясь палкой на человека в поношенном фракийском хитоне. — Нахал!

Человек увернулся от палки, поскользнулся и упал среди прошлогодней листвы.

— Спасите! — хрипло простонал он, обхватывая ноги Кесария.

— Что с тобой случилось? — спросил архиатр, пытаясь высвободиться.

— Кесарий иатрос, спасите моего отца! — продолжал фракиец, целуя его сандалии. Кесарий схватил его за плечи и поднял, прекратив эту неожиданную проскинезу[105].

— Тебе что было сказано? — лицо Фаллассия побагровело. — Этот нарыв нельзя вскрывать в асклепейоне. Больной может умереть и осквернить храм. Поезжайте домой. Если Асклепий умилостивится, явится вам по дороге и исцелит. А если нет, значит ему это неугодно. Значит, чем-то оскорбил ты богов! У вас в семье есть христиане? — тут он осекся и поглядел на Кесария.

— Нет, нет у нас во всей деревне этого поганого отродья! — кричал фракиец, порываясь броситься снова к ногам Кесария. — Помогите! Помогите!

Фалассий был очень недоволен, что Кесарий пошел с фракийцем, но был вынужден последовать за ними.

— Такой нарыв вскрывать опасно для жизни, разве я не прав? — довольно заметил он.

Кесарий выпрямился — он осматривал лежащего на телеге старика, от которого исходило тяжелое зловоние. Фалассий подошел с подветренной стороны и снова сказал, поднеся к ноздрям надушенный амброй шелковый лоскут:

— Вели им ехать.

— Позволь мне вскрыть этот нарыв, Фалассий иатрос, — сказал Кесарий, откидывая волосы со лба. Сын старика всплеснул руками и упал на колени, безмолвно воздевая ладони к небу.

— Не сердись, Кесарий иатрос, — деланно ласково проговорил жрец, — но я должен тебе отказать. — В твоем искусстве я не сомневаюсь… но смогут ли мои юнцы выходить его? Ты излишне снисходителен. Я не позволил даже внести его в асклепейон, как видишь, чтобы не давать несчастному ложных надежд… а ты заставляешь страдать его душу…

Он укоризненно покачал головой.

— Отказываешь? — Кесарий слегка нахмурил брови. — Хорошо. Я поручу его своим… юнцам. Они его сумеют выходить. Как знать, может быть, и мне придется тебе когда-нибудь отказать.

Фалассий закусил губы и ничего не сказал.

— Трофим! — крикнул Кесарий, пытаясь различить среди суетящихся вокруг кирпичной стены людей своего верного лидийца. Неудивительно, что его там не было — Трофим, посещая асклепейон, всегда старался как можно больше времени посвятить благочестивым занятиям. Отлов священной змеи в компании орущих служителей асклепейона в круг его интересов, несомненно, не входил.

Уж тем временем перебрался на высокий бук и интересом поглядывал на подпрыгивающих и карабкающихся по дереву рабов. Кто-то тащил лестницу, кто-то, сорвавшись с ветки, с оханьем ползал по земле среди сухих листьев.

— Стахий! — закричал Фалассий. — Куда ты делся, негодный обрубок! Поди сюда!

Стахий, прихрамывая, подбежал к врачам.

— Стахий, позови моего раба Трофима, скажи, чтобы он уложил этого несчастного в нашу повозку… и пусть они едут в нашу клинику в Новый Рим. На повозке они доберутся быстрее, чем на своей телеге со старой клячей, — приказал ему Кесарий.

— Я сейчас приведу Трофима, дядя, — крикнула Аппиана уже на бегу в сторону храма-фолоса. — Я видела, он туда пошел!

…

— Аппиана, дитя мое, ты слышишь меня?

— Маленькая госпожа, извольте дядюшке вашему ответить!

— Трофим, подай мне розовое масло! Живо!

— Вот оно, хозяин… И что только с госпожой Аппианой сталось? На ровном месте поскользнулась!

Девочка медленно открыла глаза.

— Петушок… — прошептала она. — Зачем они зарезали петушка? Нашего, черного? Трофим! Зачем ты им позволил?

Над ней склонились дядя, Фалассий и несколько молодых иеревсов.

— Аппиана! Ты слышишь меня, Аппиана? — в тревоге спрашивал Кесарий. — Открой глаза, не закрывай их больше! Ответь мне! Аппиана! Тебе больно? Где?

— Дядя Кесарий! — протянула Аппиана к нему руки. — Он отрезал голову петуху! Сколько крови… Трофим видел, он рядом стоял!

— Успокойся, дитя мое! — Кесарий стоял на коленях рядом с ней. — Проглоти вот эти капли. Мы сейчас… мы скоро поедем домой.

Гипподам и какой-то иеревс с пышными золотистыми волосами громко шептались за спиной константинопольского архиатра.

— У него раб-эллин петуха привез, в жертву принести. А девчонка как раз вбежала. Не заметили. Как закричит — и в обморок.

— Ну же, маленькая нимфа, — приторно заворковал Фалассий. — Чего ты испугалась? Это всего лишь жертва великому Сотеру. Ну же, возьми себя в руки! Как же ты будешь участвовать в ваших христианских мистериях, если ты так боишься крови?

Кесарий, не отпуская Аппиану, обернулся к Фалассию.

— Это ты о чем говоришь, Фалассий асклепиад? — резко спросил он.

— Сам знаешь, дорогой Кесарий, сам знаешь! Впрочем, ты ведь некрещен… как и твоя милая племянница. Но она — наивное дитя, а ты — муж. Ты-то знаешь, какая у вас главная мистерия! — понимающе моргнул Фалассий.

— Вольно же тебе повторять бородатые сплетни о христианах, Фалассий, — бросил Кесарий.

— А разве у вас уже нет вкушения тела и крови? — спросил юноша, которого Кесарий недавно учил правильно держать скальпель.

— А ты так много о христианах знаешь. Как здесь отучишься, сразу в епископы, верно, пойдешь? — невозмутимо спросил его Кесарий. Юноша покраснел и скрылся среди захохотавших товарищей.

— О чем они говорят? — спросила Аппиана, приподнимаясь.

— Они глупости говорят, — отрывисто проговорил ее дядя. — Ты не ушиблась, дитя мое?

— Нет, мне ничего не болит… А Трофим уже приготовил повозку для этого бедного дедушки?

Кесарий поцеловал ее в нос и улыбнулся.

— Приготовит… Дитя мое, я сейчас разберусь с катарактами, и мы поедем домой.

— А маленькая нимфа пусть пока полежит в гамаке, среди розовых кустов, — пропел Фалассий. — Иди сюда, Эвпл. Нечего без дела бродить, присмотришь за этой маленькой христианкой…

— Того и глядишь, епископом станешь! — хохотнул Гипподам из-за спины асклепиада.

Юноша, названный Эвплом, кусая губы и стараясь не смотреть на товарищей, подошел к ним. Его щеки все еще пылали.

Кесарий уложил племянницу в роскошный тростниковый гамак, Трофим заботливо