Сын весталки - Ольга Александровна Шульчева-Джарман

— Нет, оставил, как Аретей Каппадокиец пишет. На сегодня и завтра — для Фессала.

Все захохотали, и Фессал тоже.

— Сегодня — твое дежурство, Гефест[112], — сказал, кривясь в усмешке, Евстафий лемноссцу.

— А вчера было и твое дежурство, Евстафий, — заметил Каллист. — Или ты дежурил один, Филагрий?

Честный Филагрий замялся. Евстафий тревожно поднял на него свое рыхлое бледное лицо с глубоко залегшими под глазами тенями.

— Нет, не один, — сказал молодой хирург и после паузы добавил: — Евстафия вызвали в город, он вернулся к утру.

— Да? — словно вскользь заметил Каллист. — Хорошо, если так. Тогда поговорим об Аретее Каппадокийце. Филагрий удачно, воистину, вспомнил его имя. Вы читали Аретея?

Все закивали головами.

— «Читали» — я имел в виду, делали выписки и учили наизусть. Если вы будете относиться к врачебным книгам, как к рассказам старух: послушали, почитали и забыли, то толка от этого не будет.

— Конечно, мы все записывали и прорабатывали, — деловито ответил Посидоний, перебирая груду своих табличек.

— Фессал, а ты что скажешь? — обратился к юноше Каллист.

— Я? — Фессал вскочил, ухитрившись ничего не уронить на этот раз. — Я… читал…

Солнце прорвалось в щель между занавесями. Каллист встал и отошел от стола, избегая золотого, слепящего луча.

— Расскажи нам, что пишет Аретей о диабете, Фессал.

— «Диабет — удивительная болезнь, нечастая среди людей, при которой плоть и члены словно растворяются, становясь мочой. Природа этой болезни, так же как и водянки, — холодная и влажная. При этой болезни, очевидно, поражаются почки и мочевой пузырь, ибо больной никогда не прекращает мочиться, при этом мочеиспускание его непрестанное, подобно тому, как льется струя из открытого водопровода», — Фессал говорил все более и более уверенно, а речь его была красиво и правильной, как у истинного грека, а не уроженца малоазийского берега.

— «Итак, природа этой болезни — хроническая, и требуется длительное время для ее формирования, но когда болезнь полностью сформировалась, дни пациента сочтены; ибо растворение плоти очень быстрое и смерть скорая. Более того, жизнь отвратительна и мучительна», — он словно читал по книге.

— «Жажда неутолима; больной пьет неимоверное количество жидкости, которое, однако, не соответствует огромному количеству мочи, ибо мочи выходит больше; и никто не может прекратить жажду больного или его постоянное мочеиспускание. Ибо, стоит им воздержаться от питья, рот их запекается, а тело иссыхает; у них начинается тошнота, беспокойство и жажда, подобная жжению; и вскоре жажда палит их, как огонь».

— Хорошо, Фессал, — кивнул Каллист, подходя к нему и кладя руку на его плечо — давая понять, что юноша может сесть. — Молодец, — негромко добавил он. Большие серые глаза лемноссца засияли.

— А как вы будете лечить диабет? — задал Каллист вопрос.

— Зачем его лечить, — вздернул верхнюю губу насмешливо сосед Филагрия. — Прогноз ясен.

Каллист обернулся к нему.

— Ты что-то сказал, Стратоник?

— Я пошутил, Каллист врач.

— Если бы ты пошутил так на Косе, завтра ты уже очутился бы на пути в отчий дом.

— Простите, Каллист врач.

Его отец — перс, перешедший на службу римскому императору. На самом деле его зовут Согдиан — древнее персидское имя.

— Вы — врачи, а не коновалы-гиппиатры! — воскликнул Каллист. — Не забывайте об этом. Вы должны сострадать больному.

— А как же писал Сенека — «только больные глаза влажнеют, видя слезы в чужих глазах»? — тихо и вкрадчиво спросил Согдиан-Стратоник.

«Не впрок варварам эллинская мудрость, — раздраженно подумал Каллист. — Все перевернут на свой лад». Он вдруг вспомнил, что персы — известные поставщики евнухов. Маленьким мальчикам делают эту отвратительную операцию и продают в богатые дома или к императорскому двору. И есть же отцы, которые малолетним дочерям таких мальчиков-рабов покупают…

Стратоник продолжал наблюдать за ним исподлобья своими негреческими глазами — загадочными, подернутыми поволокой. Он ждал ответа.

— Мы все смертны, Стратоник. Долг смертного — помогать смертному[113]. Ты разве не научился сочувствовать другому человеку, потому что он, как и ты, — смертный страдалец? — проговорил вдруг Посидоний — глухо и тяжело.

— Ты верно сказал, Донион, — ответил Каллист. — Как же будем лечить диабет?

— Как водянку, — уверенно пробасил Филагрий с видом человека, вылечившего не одну водянку. Все неожиданно и облегченно рассмеялись.

— Ты прав, Аретей, действительно, считает, что это — разновидность водянки. При асците влага собирается в полости брюшины, так как оттуда для нее нет естественного выхода. При диабете же, когда пораженные почки и мочевой пузырь расплавляются, превращаясь в мочу, влаге есть отток. Но при водянке бывают благоприятные исходы, а здесь — никогда.

Произнеся эти слова, он отчего-то обернулся — за его спиной стоял неслышно вошедший Леонтий архиатр. Леонтий опирался на свой дубовый посох периодевта — странствующего врача. Он получил его по наследству — старый посох из платана, как у Асклепия Сотера — с поперечной перекладиной наверху, отполированный в странствиях десятками рук, что уверенно держали и нож, и иглу.

— Здравствуйте, Леонтий врач, — смущенно проговорил Каллист, поспешно вставая вместе с учениками и чуть ли не роняя стиль, как Фессал. — Мы говорили о диабете и Аретее…

— Да-да, дети, Аретей Каппадокиец… — закивал головой Леонтий.

— Садитесь сюда, Леонтий врач, — Каллист помог старику устроиться в кресле. Он с трудом опустился в него, благодарно пожал ладонь молодого помощника: — Спасибо, Каллист, дитя мое… Вели рабу приоткрыть занавеси.

Фессал, вскочив с места и наступив на ногу ругнувшемуся Евстафию, поспешно раздвинул тяжелые занавеси. Каллист невольно вскинул ладонь к лицу, заслоняя глаза от света.

— Дети, знаете ли вы такую змею — дипсу? — спросил Леонтий. — Когда она кусает человека, жажда его неутолима — отсюда и название, данное змее. Она вызывает заболевание, внешне схожее с диабетом… И страдания такого больного действительно велики, переполняя человеческую меру. Утоляя жажду, он пьет до боли в кишках, таких, что само питье приносит сильные страдания, но если он перестает пить — нутро его сожигается, словно огнем. И в таких страданиях он погибает к вечеру того же дня. А если это не взрослый человек, а ребенок, то смерть его наступает еще скорее… Дипсы раньше водились даже в окрестностях Никомедии!

— Я видел одну, — раздался срывающийся шепот Стратоника. В его подернутых поволокой глазах на миг появился животный страх смерти. Появился и исчез, оставив прежнее томное равнодушие.

— Лечить диабет… Вы видели сифоны на акведуках? Из них течет непрерывно струя, выравнивая уровень воды, чтобы акведук действовал. Аретей назвал болезнь по имени этого сифона[114]. Все тело страдальца, дети, вся плоть его растворяется, становясь жидкостью, извергаемой непрестанно из тела … Больной ненасытимо