Сын весталки - Ольга Александровна Шульчева-Джарман

— Думаю, что вполне обычные, — произнес Кесарий, крепко держа ее. — Не упади. Или лучше я тебя на землю опущу?

— Потом, дядя Кесарий! Отсюда так хорошо все видно! Как тебе везет — ты такой высокий, всякие разные вещи можешь заметить… Ой, там статуи Морфея и Гипноса — цветные, они прямо как настоящие, и у них обоих венки из живых маков на головах! А Гипнос на твоего раба Гликерия похож!

— Он его родственник, — пробормотал Кесарий и сказал громко: — Из маков, макониевых цветов Ия варит опий… А рядом — видишь синие высокие цветы? Это стафизагрия, цветок дельфинов. Целые заросли. В асклепейоне обычно всегда есть целый сад целебных трав.

— А зачем им ядовитые травы? — обеспокоенно спросила Аппиана. — Для ядов?

— Понимаешь, Аппиана, лекарство и яд не очень отличаются друг от друга. То, что мы привыкли называть лекарством в малом количестве, может быть ядом, если выпить неразведенную настойку. Например, наперстянка.

Он сорвал пушистый цветок с пурпурными лепестками.

— Если кормить ею кур, они подохнут меньше чем через неделю. А десятикратно разведенный отвар ее облегчает или даже прекращает некоторые виды водянки — тяжелейшего страдания.

— Можно мне этот цветок, дядя? — робко спросила Аппиана.

— Если в рот не потащишь, то можно, — нарочито строго произнес архиатр.

— Мне же не пять лет, — ответила Аппиана, старательно вплетая пурпурный цветок в черные волосы Кесария.

— Теперь я тоже — как Морфей, — засмеялся Кесарий. — А вот целые заросли валерианы, из которой делают сирийский нард для Молпадиевой кошки.

— Ты похож на Антиноя, дядя, — серьезно сказала Аппиана. — Ты самый красивый.

— На Антиноя? — переспросил Кесарий с некоторым удивлением.

— Ты недоволен, что я так сказала? Ну, по правде говоря, ты на Диониса больше похож. Просто я видела статую Антиноя во дворце. У него такие же волосы, как у тебя… и глаза, и нос… и вообще… Это правда, что он умер за императора?

— Правда, — ответил Кесарий, слегка хмурясь. — Бросился в Нил и утонул. Поэтому я тебе все время говорю, чтобы ты не подходила к Ирису.

— Хорошо, дядя, — вздохнула девочка. — А если бы я была мальчиком, мне бы можно было?

— Нет, нельзя! — воскликнул Кесарий. — Ни мальчикам, ни девочкам, ни рабам, ни свободным нельзя купаться в Ирисе. Там можно утонуть.

— Как жених Макрины? — спросила Аппиана и испугалась — на лице Кесария появилось странное, незнакомое ей выражение.

— Тебе больно, дядя Кесарий? — вскричала она. — Тебе тяжело меня нести?

— Нет, дитя мое, — негромко ответил Кесарий. — Но тебе, и правда, лучше пройтись… посмотри, что там впереди.

Он опустил девочку на белую известняковую тропку, и она вприпрыжку побежала вперед, к лужайке, покрытой алыми маргаритками. На бегу девочка несколько раз оглядывалась на дядю — он медленно шел следом, погруженный в свои мысли.

Когда Аппиана оглянулась в очередной раз, она увидела, что рядом с ее дядей идет Ия, и они о чем-то беседуют. Осторожно ступая по лужайке с маками, девочка прокралась в тыл Кесарию и, спрятавшись за стволом кипариса, навострила уши.

— Да, я приму Лампадион, — говорила Ия, слегка кивая. — Я понимаю, что у нее начинается фтиза. Но не беспокойся, Кесарий — здесь у нас здоровый воздух, кипарисы, целебный источник… По соседству есть храм Исиды, там коровы с таким густым молоком, что и в Табиях[102] не сыскать. Ей непременно станет лучше. Если бы Митродор отпустил ее и внес за нее пожертвование на храм Исиды, то ее бы там приняли, жила бы при храме. Не как жрица, нет, конечно, но все при святыне. Она Исиду любит…

Ия вздохнула и украдкой посмотрела на Кесария. Аппиане показалось, что она любуется им.

Аппиана незаметно покинула свое укрытие и побежала вперед, потом остановилась на полпути к лужайке, переводя дух, рядом с клумбой желтых ирисов. Она подняла голову, чтобы посмотреть на искусно расписанную статую безбородого молодого мужчины. В руке его был лук, а у ног прижалась большая курносая крыса с мерзким голым хвостом. «Апполон Отвратитель чумы» — прочла она безупречно ровные буквы на мраморе. Голубые камни в глазницах молодого человека горели чужим, нездешним светом, отражая лучи вечернего солнца. Девочка отвернулась, чтобы не встретиться снова с тяжелым взглядом сапфировых глаз, и увидела, что напротив Аполлона стоит похожая на него мраморная женщина-дева, тоже с луком. Ее золотые волосы были уложены так же, как у Ии. Вернее, она вся была до странности похожа на Ию — молодую, гордую, жестокую. Это была Дева Артемида Майя, сестра Аполлона.

Аппиана обернулась, тревожно окликая дядю — он улыбнулся, помахал ей рукой и что-то сказал — она не расслышала и побежала вперед — к лужайке с маргаритками. Их было так много, что казалось, будто на камни и траву пролилась чья-то кровь.

— Дядя! — позвала Аппиана громко, чтобы Кесарий услышал ее, но в то же мгновение на ее плечо опустилась его большая, теплая ладонь.

— Я здесь, — сказал он, и Аппиана понимала, что он улыбается, хотя не видела его.

— Смотри, что здесь написано: «Сотер». Спаситель! А вместо Христа — какой-то непонятный человек, со змеей на посохе.

— Обойди постамент с другой стороны и прочти всю надпись целиком, — посоветовал Кесарий.

— «Асклепий, Спаситель всего и всех», — прочла Аппиана и посмотрела вверх на лицо статуи. — А он совсем не злой! — удивленно проговорила она вдруг. — И глаза у него — другие, чем у Аполлона. Золотистые и прозрачные, как свежий мед. Когда он еще не застыл, знаешь, дядя? И волосы — густые, волнистые, но не черные, а темно-русые. И борода с усами, как у дяди Григория, которая у него отросла, когда он бриться перестал.

— Хочешь посмотреть поближе? — спросил Кесарий, поднимая ее так, что Аппиана смогла увидеть лицо Асклепия близко-близко. Взор его был кроток и приветлив, а губы слегка приоткрыты, словно с них готовы были слететь слова ободрения страдальцам — и казалось, что Асклепий сам прошел через страдание, которое навсегда легло печатью на его благой лик. Волны волос, мешаясь с мягкими кудрями бороды, мягко падали на обнаженные плечи, едва покрытые синим плащом. Слоновая кость, которой был обложен мрамор, местами разошлась — словно у божества появились морщины от старости.

— Раньше, до Христа, люди тоже искали спасения у благого и великого бога, — сказал Кесарий. — Ведь боги эллинов очень жестоки, ты должна знать это — вы же с учителем проходили Гомера?

— Да, и стихи есть такие: «Вы великую зрите жестокость богов». Это Гомер?

— Нет, Софокл… Но ты молодец! А помнишь, что случилось с Ипполитом?

— Он