Далайя - Абай Тынибеков

втягивая раздутыми ноздрями холодный воздух. Улавливая устрашающий запах извечного врага, они в испуге таращили глаза, лягались и почти судорожно похрапывали, при дыхании чаще обычного выпуская клубящийся на морозе пар.

Огромный вол, стоявший за перегородкой из жердей, также чувствуя и слыша грозных хищников, тупо вращал большими блестящими зрачками в кроваво-красных белках и попеременно бил мощными передними копытами о камень, при этом низко опуская лобастую голову с острыми и длинными рогами, выказывая этим своё беспокойство.

Чувство тревоги поселилось в душах обитателей крепости, не давая им спать по ночам. Из своих каморок вскоре все, не сговариваясь, стали выходить во двор: разжигали, как прежде, под навесом костры, грелись у них, беседовали далеко за полночь.

В одну из таких ночей, когда у одного костра собрались, как всегда, Далайя, сотник Даг и Руса (все остальные располагались у отдельного костра), сотник тихо произнёс:

– Думаю, так больше не должно продолжаться. Вчера вновь не досчитались одного коня, уже третьего за зиму. Вожак долго не выдержит, он уже весь в ранах от волчьих зубов. Если его не станет, уже некому будет защищать табун. Другого такого нет. Нужно устроить облаву на волков и покончить с ними.

– Ты прав, но идти за ними мы не сможем, нужно бить их у табуна, на пастбище. Раньше, хоть и редко это бывало, но я помню, как все мужчины нашего поселения уходили на такую бойню и несколько дней преследовали волчьи стаи, пока не изгоняли их далеко за пределы земель. Мы встречали охотников всем народом, и они, уставшие, но довольные, сваливали в одну большую кучу добытый трофей. В дни охоты всё в селении затихало. Наши отцы уводили с собой почти всех собак. Каждый из этих псов, так же как и их предки, издавна обучен охоте на волков, – Руса кивнул в сторону ворот, где, как обычно, возле охранника находилось всё собачье семейство.

Далайя с интересом слушала собеседника. Она понимала, что он сейчас испытывает, и очень сочувствовала ему, ведь то, о чём он говорил и что при этом представлял и ощущал, столько долгих лет не высказывалось никому.

«Наверное, это лишь часть из того немногого, что он помнит о своей семье, о прошлой жизни. Именно тот кусочек далёкого былого, что он всегда берёг в своём сердце, с которым долго жил и пришёл сюда», – с печалью и досадой подумала она.

Руса замолчал. Было заметно, что он поглощён нахлынувшими воспоминаниями.

Мельком взглянув на него, Далайя перевела взгляд на огонь, тихо и очень уютно потрескивавший перед ней. Мысли понесли её в родную степь, в родные кочевья, наполняя душу лёгким ностальгическим трепетом. Всё больше углубляясь в прошлое, она ощутила сильную тоску, её сердце наполнилось горечью, и ей стало тяжко от дум о последних событиях в родной земле.

Не желая больше испытывать такую боль, она, словно помогая себе избавиться от воспоминаний, встряхнула головой.

– Нам всем нужно отдохнуть – предстоит нелёгкий день. Голодный враг, доведённый до отчаяния, всегда опасен, даже если это зверь, а не человек. Полагаю, с зарёй выступим все. Здесь останутся лишь девочки и Рушти, – поднимаясь, тихо произнесла она, обращаясь к своим собеседникам.

Легко вскочив на ноги, они направились к соседнему костру, дабы довести принятое решение до молодых воинов.

* * *

Выпустив прежде лошадей, Далайя и пятеро мужчин, основательно вооружённые, с набитыми стрелами колчанами, двинулись из крепости вслед за табуном, предварительно внимательно осмотрев следы, оставленные волками на снегу у стен, в попытке определить численность стаи. Судя по всему, она насчитывала не меньше десятка взрослых хищников, причём их вожак был очень крупным самцом, почти вдвое превышающим в размере всех остальных. Люди понимали, что волков могло быть и больше, так как не все звери решаются близко подходить к человеческому жилью.

Табун, возглавляемый жеребцом, быстро удалялся по привычному для него маршруту, оставляя после себя в грязно-серой массе из размокшей почвы и снега широкий, изрытый копытами, след.

Опустившись с крутизны на ровную местность, отряд прибавил шаг, прошёл по окраине леса, забирая вправо по дуге, куда прежде ещё не доводилось ходить, и вскоре уже выбрался на равнину, простирающуюся довольно далеко, к самому подножью едва различимых гор.

Лошади, отбивая копытами рыхлый снег перед собой, уже пощипывали траву, изредка поднимая головы.

Лишь жеребец был начеку. Завидев всадников, он навострил уши и, задрав хвост, подался сильным галопом в их сторону. Подлетев ближе, внезапно остановился, порывисто втянул воздух, пытаясь уловить их запах, затем, успокоившись, рысью направился обратно к остальным.

Людей, немало повидавших в своём боевом прошлом, тронуло, как это сильное, красивое животное чутко оберегает свой табун, в любую минуту готовое вступить за него в схватку с любым врагом.

Видя повсюду следы хищников, но не имея возможности знать, откуда они могут напасть, люди решили разделиться по парам и следить с трёх сторон табуна. Сотник Даг и Габу расположились справа по движению. Бурчэ и Дуару двигались вслед табуну. Далайя и Руса находились слева, между лесом и лошадьми. Все были предельно внимательны и двигались в полной готовности, с заложенными в луки стрелами.

Время приближалось к полудню. Табун оставался на середине обширной долины.

На окраине леса Руса указал спутнице на место, где волки задрали одну из своих жертв. Множество кровавых следов указывало на устроенную здесь недавно пирушку. Судя по тому, что на земле не осталось ни единого кусочка, даже шкуры и костей, можно было понять, насколько голодны и многочисленны эти страшные хищники.

Табун перестал продвигаться вперёд и стал понемногу разбредаться. Видимо, здесь были самые сочные и густые травы.

Вокруг всё просматривалось очень ясно и далеко. Хороший обзор несколько успокаивал охотников. Все спешились, неторопливо размяли тела, затем подкрепились кусочками прихваченного с утра мяса и чистой водой. Верховых лошадей при этом не отпускали от себя, придерживая их на коротком поводу, что не мешало им разгребать копытами снег и пощипывать зелень.

Шло время, но животные продолжали спокойно пастись, не выказывая какого-либо волнения.

По-прежнему находясь с трёх сторон от табуна, не отдаляясь от него, изредка сгоняя лошадей к центру, люди внимательно всматривались в окрестности и особенно следили за поведением жеребца, как всегда, неугомонного и чутко охранявшего подзащитных сородичей.

Наступал вечер, всё пока было без перемен, лишь погустевшее серое небо, казалось, опустилось ниже к земле, искажая видимость и превращая прежние чёткие виды в постепенно смазывающуюся, едва различимую тёмную пелену.

Беспокойство охотников нарастало. Приближалось время возвращения в крепость.

Без участия людей табун, ведомый