Далайя - Абай Тынибеков

в кустах. Она улавливала каждое движение людей, вбирая в себя и запоминая их запах, отчётливо исходящий от женщины и почему-то отсутствующий у мужчины. Но по мере высыхания его одежды, она унюхала до боли знакомый запах, исходящий и от него. Это был запах её погибшего спутника, отца её детей, могучего вожака стаи.

Слегка приподнявшись на передние лапы, волчица оглянулась назад. У логова всё было тихо. Поведя ноздрями в разные стороны, принюхиваясь к каждому порыву воздуха и вновь уловив родной запах, она на мгновение поверила в то, что он жив и находится где-то рядом. Она ждала, что он бесшумно подойдёт и нежно ткнётся ей в шею, как это было всегда. Но чуда не произошло, и даже его запах становился всё слабее, словно он передумал приближаться.

Люди удалялись, поднимаясь выше по склону.

Проследив весь их путь, уставшая, но окрылённая страстью мести, волчица к ночи вернулась в логово.

* * *

В первые летние дни шёл мелкий дождь, нагнетающий скуку и уныние. Потускневшие от мороси краски уходящей весны действовали на всех отнюдь не ободряюще. Несколько облачных хмурых дней повлияли на настроение людей, проявившись угрюмостью на их лицах и скупостью в общении. Неприятная сырость не располагала к возвышенным размышлениям и желанной активности, как это обычно бывает в преддверии долгожданного лета. И лишь вечерние посиделки под навесом у костров, где велись тихие беседы молодых саков о своеобразии здешней весенней поры, как прежде, согревали людские души приятными воспоминаниями о недавних ясных днях.

Далайя в задумчивости сидела у костра, вытянув ладони, словно пыталась нащупать пальцами исходящее от него тепло. Руса и сотник Даг также молчаливо взирали на всполохи огня, полулёжа на мягких шкурах.

Заметно подросшие щенята, вдоволь нарезвившись за день, почти бесшумно отдыхали, сгрудившись возле своих родителей на их излюбленном месте у колодца. Это были единственные существа, кого не омрачало ненастье.

Всегда увлечённые друг другом и занятые игривым соперничеством, они постоянно были бодры и подвижны, но с каждым днём, вырастая, всё больше разбираясь в премудростях жизни, они уже стали чутко улавливать перемены в поведении своих хозяев.

Словно почуяв неладное в состоянии женщины, от дружной собачьей семьи отделился один из щенков, самый крупный и самый заметный рыжий самец. Повиливая куцым хвостом и мягко ступая по шкурам толстыми лапами, рыжий прошёл между возлегающими мужчинами, приблизился к Далайе и, чуть помедлив, присел рядом с ней, не нарушая её покоя.

Далайя прервала размеренный ход своих размышлений, почувствовав возле себя присутствие собаки, взглянула на щенка и протянула к нему руку. Словно ожидая её внимания, он лизнул горячим шершавым языком её пальцы, по-своему выказывая взаимность.

Это был забавный щенок, отличавшийся от своих собратьев не только огненным окрасом шерсти, но и завидной мощью и сообразительностью. Даже в играх, сколько наблюдала за ним Далайя, он старался экономно тратить силы, словно выверяя каждое своё движение, причём делал это не от ленивости или слабости, а больше из смекалки и серьёзности, будто уже сейчас готовился к большой и насыщенной жизни. Удивительным было то, что издали таким поведением он напоминал больше родителя, нежели ровесника своих братьев.

Погладив его по голове, потрепав по сильной шее, Далайя заглянула ему в глаза. Они были полны доверия и преданности, и ещё что-то, напоминающее мудрое человеческое сострадание, таилось в их глубине, проникая в самую душу, невольно вызывая искреннее, беспредельное уважение к нему, как к самому близкому существу на земле.

Это было странное ощущение.

Отведя от него взгляд, пытаясь удержать внезапно возникшую догадку и понять то, что вдруг оно, это ощущение, ей напомнило, Далайя внутренне напряглась.

– Этого не может быть! – от осенившей её мысли шёпотом произнесла она, вновь, но уже иначе, взглянув в глаза щенку.

То, что промелькнуло у неё в голове, казалось ей вздором, глупостью и вообще запредельным и чуждым для здравого рассудка. Но, к её изумлению, взгляд рыжего был неизменен. Он смотрел ей в глаза как прежде, будто убеждая её в правильности догадки.

Далайя была поражена.

Медленно поднявшись на ноги, прижав к губам ладонь, не обращая внимания на удивлённые мужские взоры, она направилась к себе и лишь там, опустившись на колени перед огнём, тихо произнесла:

– Томирис…

* * *

Наутро Руса и сотник Даг, пробуждавшиеся всегда раньше других, узнали от Рушти, стоявшего на охране ворот, что Далайя ещё до рассвета в полном вооружении выехала из крепости.

* * *

Неверно рассудив поступок женщины, Руса, заверив Дага в том, что знает направление, в котором она отбыла, и место, где она пребывает, уверенно двинулся к водопаду, по пути стараясь понять причину столь внезапного её отъезда.

Временами его посещала мысль о недоверии Далайи к нему, и тогда он с горечью думал: «Неужели она во мне сомневается? Выходит, да. Иначе как объяснить такое её поведение, ведь до сих пор мы вместе бывали там? Что произошло?»

Затем, успокаиваясь, он убеждал себя в том, что она попросту не стала его тревожить из-за его больной ноги. Но что-то внутри подсказывало ему, что причина заключена не в этом, и тогда он вновь начинал закипать от такого несправедливого отношения к нему: «Ничего, скоро всё прояснится. Во всём разберёмся. Недолго осталось».

Как бы быстро он ни добирался до водопада, но всё же прибыл туда к полудню.

Ещё на месте, где всегда оставляли лошадей, он сильно насторожился, не увидев коня Далайи. Следов недавнего пребывания кого-либо здесь он также не обнаружил, хотя был первый ясный день, и они должны были отчётливо отпечататься на подсыхающем грунте.

Напряжение возросло, когда, спустившись к водопаду, он также не обнаружил там ни единого следа, ни человеческого, ни даже животного.

Не теряя больше времени, Руса бегом поднялся по крутому склону к скакуну, взлетел на него и, не давая ему отдыха по дороге, как можно скорее примчался в крепость. Сотник был поражён его известием об отсутствии Далайи в том месте, где Руса рассчитывал её найти. Ни о самом тайнике, ни о его местонахождении Руса, как и было условлено с Далайей, не обмолвился ни словом.

Лишь теперь Дагу стало понятно, куда направилась женщина. Он тут же бросился собираться в дорогу, но остановивший его горец, исключая напрочь все его возражения и примерно понявший её маршрут, попросил объяснить ему дальнейший путь, ведущий от местечка, где произошло его пленение.

Сотник назвал поселение, к которому, возможно, она направилась. В свою очередь, и он не назвал причин, побудивших Далайю