Новые миры взамен старых - Ирина Владимировна Скарятина

"Приготовься к стычке, – говорю я Ирине, сидящей к ним спиной. – Через пять минут этот экспресс остановят на неизвестном полустанке, и мы проведём ночь в доме польского фермера".

К последовавшим переговорам логика не имеет никакого отношения. И трудно спорить в сильном напряжении на незнакомом языке, когда твой переводчик – это стюард, искажающий сказанное таким образом, что это не может принести тебе пользы. И ни один из железнодорожных служащих не говорит по-английски. А я говорю быстро, слишком быстро для стюарда. Но карты уже собраны. Все улыбаются и кланяются, поскольку по моему делу вот-вот будет принято решение. Месье должен заплатить за обед, независимо от того, съест он его или нет.

"Я не стану платить", – таково моё последнее слово.

"Можно ваш паспорт?" – кидает более грузный из двух контролёров.

"Нет, мой паспорт не имеет к этому никакого отношения", – кричу я, отказываясь тот предъявлять.

Но вмешивается Ирина. "Подождите, мы заплатим", – провозглашает она.

"Ни за что", – настаиваю я, когда поездная бригада уже не находится от меня в непосредственной близости.

Однако мы всё-таки платим. И мы действительно съедаем обед. И хотя я ворчу, что меня заставляют обжираться, даже не выбрав между разными видами супа, рыбы, мяса и десерта, должен признаться, что еда тут превосходна и польская кухня имеет много преимуществ. В особенности вкусны марципаны в форме цветов и животных, которые Ирина приветствует с восторгом, поскольку те напоминают ей о детстве, когда её старый польский друг, семейный врач Дока, ими её угощал. И когда приносят счёт в зло́тых, которые подорожали с одиннадцати до двадцати центов с момента нашего последнего визита в Польшу, я не возражаю, но заказываю огромную дорогую бутылку вина и вызывающе сижу и пью её полдня – просто желая оттянуть неприятный момент расплаты и понервировать стюарда вагона-ресторана, строго следящего за тем, чтобы я не сбежал до того, как он увидит цвет моего бумажника. Но в конце концов победа достаётся ему.

Вернувшись в наше купе, я застаю Ирину, которая давным-давно бросила меня на произвол судьбы в ресторане, за оживлённой беседой с англичанином, тогда как маленькая полячка заснула, вытянувшись во весь рост на сиденье напротив.

"Среднестатистический поляк, получающий зарплату, отдаёт треть своего дохода в виде налогов, – произносит англичанин, продолжая рассказ о своём опыте ведения бизнеса в Польше, которым он делится с Ириной. – Итак, если вам посчастливилось иметь три тысячи в год, одну тысячу из них вы можете поцеловать на прощание. А прошлой осенью вдобавок ко всему правительство решило ввести так называемый 'Добровольный налог', взимая месячную зарплату с государственных служащих, бизнесменов, да и со всех, у кого есть постоянная работа. Предполагалось, что этот взнос будет патриотическим, бо́льшая часть которого пойдёт на укрепление армии. У меня в офисе работают три поляка, и, поскольку считалось, что это добровольный налог, они старались, сколько могли, его не вносить. Однажды к ним явился государственный поверенный, собрал их, прочитал им лекцию о верности своей стране и спросил, почему они во время кризиса не пришли на помощь диктатуре. Естественно, те сказали ему, что взнос был назван добровольным и что их налоговое бремя и так слишком велико. Он заверил их, что, если они не проявят патриотизма в виде своих пожертвований, правительство больше не будет делать закупок у нашей компании. Поэтому, чтобы сохранить свою работу и наш офис открытым, те были просто вынуждены заплатить. Позже, когда данный налог собрали, и, поверьте мне, это было на сто процентов успешно, правительство повысило зарплату верхушке исполнительной власти, в некоторых случаях её удвоив, и в то же время сократило ту на десять процентов для мелких госслужащих. И, судя по всему, это не вызвало никакого брожения. 'Но что мы можем поделать? – спросил меня один из моих польских сотрудников. – Поначалу мы злимся; потом правительство увеличивает наши налоги, и нам становится грустно; потом ещё и ещё, пока мы уже не начинаем смеяться над своим нелепым положением. Это безнадёжно, мы больше не можем жить достойно, а все слова об организованном сопротивлении давно превратились в шутку'.

В Польше всё облагается налогом: кофе, который вы пьёте, стоит столько же, сколько яичница с беконом, которую вы едите; мороженое – дорогая роскошь; за слугу, которого вы нанимаете, хотя и платите ему, переводя на ваши деньги, всего лишь десять долларов в месяц, тоже плати побор. И за каждого нанятого вами работника взнос увеличивается. Многие из лучших поляков хотели бы уехать и постоянно жить за границей, но паспорта стоят тысячу зло́тых, и мало кто может позволить себе перевезти туда свои семьи. Кроме того, куда они пойдут и что смогут делать после того, как туда доберутся?"

Он разводит руками. Бедная старушка Европа – везде одна и та же история! Страдая от экономической катастрофы, вызванной одной войной, она уже усердно готовится к другой.

"Если так пойдёт и дальше, – продолжает он, – бизнес канет в Лету. Вы можете, целые сутки ездя по этой железной дороге, не увидеть ни одного движущегося товарного вагона. И многие иностранные компании, в том числе и крупнейшие, уже сдались, ушли из Варшавы, полностью закрыв свои предприятия. Они не могут смириться с пошлинами, взимаемыми с их продукции. Например, во всей Польше насчитывается лишь около двенадцати тысяч авто. А почему? Польский 'Фиат', такой же обычный автомобиль, как ваш 'Форд' в Америке, стоит от двух до трёх тысяч долларов в зависимости от модели. Никто не может позволить себе автомобиль по таким ценам".

"Вы просто начинаете радовать меня, что я американец", – произношу я. Но англичанин, верный сын своей страны, смотрит на меня так, словно при любых условиях это вряд ли могло бы быть преимуществом.

"Поведайте нам ещё что-нибудь", – предлагает Ирина.

"Ну, что ж, я расскажу вам презабавную историю, которая со мной приключилась. Несколько месяцев назад я пытался продать правительству Польши три станка моей компании. И это были дорогие станки, стоимостью около четырёх тысяч фунтов стерлингов каждый. Это могло бы стать неплохим дельцем, и, наконец получив-таки заказ от Комитета по снабжению, я был безмерно счастлив. Этот заказ мог бы полностью оправдать моё дальнейшее пребывание. Несколько недель спустя я написал в комитет, сообщив, что заказанные ими станки готовы к отправке, и поэтому, пожалуйста, не могли бы они прислать в мою компанию инструкции по доставке. Но они так и не предоставили нам указанных