Ярослав и Анастасия - Олег Игоревич Яковлев

В один из жарких августовских дней пришёл он ко Владимиру. Княжич, по своему обыкновению, предавался пьянству. К девкам польским его почему-то не тянуло. Странно, но никак не выходила из головы та красивая попадья. Словно наяву видит он её в нарядном малиновом летнике, в высоком кокошнике на голове. Жемчужное очелье сверкает в солнечных лучах. Хороша, ох, как хороша молодица!

Вздыхал в тоске по ней двадцатилетний шалопай.

…Коснятин начал, как всегда, осторожно и издалека:

– Гляжу, скучаешь, княжич. Оно понятно. Вот и у меня от всего здесь с души воротит. На Русь, домой хощется. Обрыдло сие «пшеканье» ляшское.

– Оставь, боярин. Сам меня в енту глушь затащил, в болота! – огрызнулся Владимир.

– Затащил, а топерича вытащить хощу. Сговорился я с волынским князем Ярополком. Готов он вроде Червен тебе в княженье отдать. На время, покуда ты в Галич не воротишься. Взамен же просит Бужск и городки погорынские в Волынское владение возвернуть, как сядешь ты на галицкий отчий стол. Полагаю, соглашаться на сии предложенься надобно.

– А с чего ты, Коснятин, стойно князь, городками торгуешь? – подозрительно покосился на него Владимир.

– Да я ж не для себя – для твоей пользы стараюсь! – Коснятин в отчаянии всплеснул руками. – Прямо скажу: тебя мечтаю на столе галицком узреть! А чтоб поскорее то створилось, и предлагаю нам с тобою к Ярополку в Червен нынче отправиться. Переслался уже с им грамотками. Потом и мать, и супругу твою вборзе в Червен перевезём. А оттуда, от Червена, и до Галичины рукой подать. Наладим с доброхотами нашими пересылку, и в час удобный ударим! Сметём Чагра с Настаской еговою прочь! Ну! Решайся, княжич!

Владимир как будто даже лицом посветлел. Расправил княжич плечи, произнёс уверенно:

– Что ж. Тако тому и бысть!

Коснятин немало обрадовался своему успеху. Он не знал, что перед мысленным взором Владимира в эти мгновения стояла красавица-попадья.

* * *

Плёл свою хитроумную паутину Коснятин Серославич и не ведал, что столь же искусную игру ведёт давний недруг Осмомысла – волынский боярин Дорогил.

Нынче вознёсся Дорогил над прочими князевыми ближними мужами – ни одного дела не начинал юный паробок Ярополк без совета с дядькой-вуем покойного родителя своего.

На предложение Коснятина Дорогил согласился, но мысль он в голове вынашивал совсем иную. Посматривая на юного отрока-князя, прикидывал он в уме, как поступить. Решил покуда держать с Коснятином тесную связь, а потом, после…

Дерзкая была у боярина мечта – собрать в единый кулак Галичину и Волынь! Не нужен был ему ни ненавистный Осмомысл, ни сын его непутёвый, ни вдова Мстислава, коя нынче тихо сидит в Белзе с молодшим отпрыском и льёт слёзы по умершему мужу, ни Роман, потерявшийся где-то в далёком Новгороде.

Вот сего отрока, Ярополка, который послушен во всём и боится его, Дорогила, и посадит он на галицкий «злат стол», и будет править за него боярами и народом.

Одно знал Дорогил: действовать сейчас надо было быстро и решительно. Проложить же себе путь к власти надеялся шестидесятилетний Мстиславов вуй руками Коснятина и его своры.

Потому, едва только прибыли, как условлено было заранее, Коснятин с княжичем Владимиром в Червен, выехал он вместе с Ярополком и молодшей волынской дружиной туда же. Реяли на ветру знамёна с червонным всадником на жёлтом фоне, сверкали на солнце шеломы и латы, на конях поблескивала дорогая обрудь. Важно, не торопясь въезжал Дорогил в город по переброшенному через Хучву подъёмному мосту. Древен Червен, немало повидал этот город на веку своём и осад ляшских, обрских и угорских, и кровавых усобий княжеских, и выездов пышных. Из крепкого морёного дуба сложены крепостные стены, воины на башнях зорко глядят вдаль – не появится ли где ворог. При виде князя Ярополка с Дорогилом запели торжественно трубы, загремели литавры. Радовалось сердце старого проведчика-сакмагона, ещё выше вздымал он голову, аж наливался надменностью и самодовольством. Это в его честь играют трубы, в его честь устланы полы в княжьих хоромах драгоценными коврами, это перед ним преклоняет колено влиятельный галицкий боярин.

В дорогом, саженном жемчугами вотоле[181], в шапке горлатной, в сапогах тимовых с золотыми боднями, с гривной воеводской на шее красовался Дорогил впереди волынских дружинников. На Ярополка, семенящего за ним следом, почти никто не обращал внимания. Но вот малорослый Мстиславич взобрался в высокое княжеское кресло. Рядом с ним расположился худой и длинный, напоминающий почему-то Дорогилу журавля княжич Владимир. Дорогил и Коснятин сели по разные стороны княжеского стольца, как раз напротив друг друга.

Дорогил первым начал разговор:

– Ну вот, Серославич, я наш уговор исполнил. Топерича за тобой дело. О Бужске и городках погорынских не забывай.

Пусть думает лукавый галичанин, что заботят Дорогила лишь городки приграничные. Не догадался бы, что мечтает стареющий сакмагон о гораздо большем – о власти над всею этой землёй, от пинских болот до карпатских гребней.

– Аль поможешь чем? – лукаво прищурив око, вопросил Коснятин.

– Думаю, сам ведаешь, чё деять надобно! – грубовато отрезал Дорогил.

Серославич смолчал. Не покидала его подозрительность. Зачем это Дорогил поспешил в Червен. Не из-за городков же погорынских! И Ярополка с собой притащил. Нет, здесь иное. Видел Коснятин, догадывался: большего желает вуй Мстиславов. Непрост он, ох, непрост! Приходилось держать ухо востро, но пути назад у Коснятина с Владимиром теперь не было. Оба они понимали, что пойдут до конца. Дорогил покуда был Коснятину нужен, равно как и Дорогилу не обойтись было без помощи галичанина. И вот они расточали друг другу любезные улыбки, выражая притворную радость, в то время как за спиной оба точили острые ножи.

Дорогил спустя несколько дней воротился во Владимир. Но на всех дорогах в Польшу и в Галич, где под видом купцов, где под видом странников-калик, оставлены были им верные сакмагоны-лазутчики. Впрочем, и за Дорогилом тоже следили люди Серославича. Об этом старый, искушённый волк хорошо знал. Так, опутывая один другого сетью осведомителей, готовился каждый из них к решительному прыжку.

Меж тем Ярополк со Владимиром, как ни странно, сдружились. Вместе охотились на туров в пущах у самой польской кон-границы, гоняли оленей на холмах Розточе. Юность беспечна и радостна. Коснятин по-хорошему завидовал им обоим. Вот так и он когда-то, в молодые лета. Вскакивал на коня, нёсся галопом, так, что дух захватывало, бросался на дикого кабана с мечом или пускал стрелу в стремительную кабаргу. Увы, минуло